Орел и Ворон

Согласно кивнув, полностью разделяя чувства московита, я принялся разглядывать трофейный пистоль разбойного вожака. Отличный экземпляр – замок новый, и, как видно, за ним хорошо ухаживали. К тому же пистоль отделан серебряными пластинками с вычурным узором. Идеальная чеканка! А на рукояти – гравировка с родовым гербом… Вороном, держащим в клюве золотое кольцо! Подивившись, я покачал головой – такая роскошь на оружии до добра не доводит… Владелец – скорее всего, тот самый, кому принадлежал и золотой дукат, – соврать не даст.

И все-таки я решил оставить пистоль себе. Уж больно мне запал в душу пусть и чужой герб с вороном…

Протянув стрельцу второй самопал татей, уже без всякой вычурной отделки, я твердо произнес:

– Мне пяти пистолей многовато будет, и четырех за глаза! А у тебя пусть хотя бы один будет – все одно в бою сгодится, сам знаешь. Как заряжать и заводить замок, я научу – ключи, слава богу, голова татей при себе держал.

Стрелец, сдержанно кивнув, отпираться не стал, пистоль принял:

– За науку благодарствую, а вот награбленное разбойниками предлагаю передать в монастырь. Глядишь, в обители сумеют распорядиться добром, нажитым татями кровью… Да и кресты наперсные только братии отдать и можно. Как думаешь, немец?

Я потер лоб: вновь вернулась головная боль. Как некстати…

– Возражений не имею. Это правильное решение!

– Рад, что ты согласен.

Товарищ вновь попытался улыбнуться, но отчего-то в этот раз вышло криво… Хотя, может, и показалось.

А я, к собственному удивлению, поймал себя на той мысли, что совершенно не жалею, что поддержал выбор стрельца. Ведь сколько бы золота или серебра ни нашлось в кошелях оставшихся разбойников, один только трофейный пистоль будет стоить все одно больше… И, в конце концов, так будет действительно честно.

А еще я вновь подумал, что как только завершу в Московии все свои дела, то больше никогда не возьмусь за меч! А из пистолей только по глиняным горшкам стрелять буду – вместе с Викторией на побережье.

Стрелять я научил ее давно, и тренировками она не пренебрегала. Отец смотрел на такое нарушение правил поведения незамужней девушки сквозь пальцы. Так ведь он и мои ночные визиты вынужденно терпел – по совести сказать, дочка крутит им, как хочет! Да и немудрено: фройляйн Айхен – единственная дочь, единственная память о рано ушедшей жене. При этом она непреклонна и вспыльчива, и если ее пытаются заставить делать то, чего Виктория не хочет, то она все равно не поступится своей волей! Единственным исключением в этой истории являюсь я сам. И мне это нравится!

Я улыбнулся. Осталось совсем немного – и я вернусь. Ты только жди меня, Вики…

– Давай-ка уже лошадок наших седлать. Негоже оставаться на месте после выстрелов – прогремели на всю округу. Вроде на огонек забрел сам атаман, судя по пистолям, но кто знает, сколько в его ватаге на самом деле татей было!

Сотник отвлек меня от размышлений о возлюбленной и воспоминаний, и я согласно кивнул в ответ:

– Ты совершенно прав, друг мой. Стоит поспешить!

Глава 14

Борисоглебский монастырь в закатных лучах заходящего солнца произвел впечатление мирно спящего воина. Но воина невероятно могучего, способного пробудиться сей же миг и встретить любого врага огнем крепостной артиллерии, выстрелами стрелецких пищалей и летящими на головы нападающих камнями, бревнами, льющейся сквозь варницы кипящей смолой… Башни крепостной стены монастыря и маковки церквей открываются путнику издали, но если вдалеке они кажутся игрушечно малыми, то вблизи от просто огромных размеров выдвинутых вперед веж-исполинов перехватывает дыхание! Выдвинули их зодчие специально – для того, чтобы атакующих монастырь можно было косить выстрелами из бойниц косого боя вдоль прясел… Я насчитал более десяти боевых веж, делящих могучие каменные стены на участки-прясла, простреливаемые пищалями с обеих сторон.

Не разочаровали и сами стены: толщиной не менее полутора сажен, оснащенные бойницами подошвенного, среднего и верхнего боя, укрытые поверху двускатной кровлей… При наличии достаточного числа защитников и запаса пороха да свинца для пуль (ну и, конечно, пушек и пищалей) такая твердыня станет неприступной для любого врага! Неудивительно, что гетман Сапега застрял у схожей по мощи стен Троице-Сергиевой лавры со всеми своими ляхами, немецкими наемниками, казаками Лисовского и прочими ворами… Которых у него насчитывается то ли десять, а то ли и все пятнадцать тысяч! И это против всего двух тысяч ратников князя Григория Долгорукова да тысячи монахов, паломников, трудников и вчерашних крестьян, взявших оружие в руки и вставших на стены! И ведь держатся защитники лавры, вот уже десять месяцев, как держатся, выдержав два тяжелых штурма и с десяток-другой мелких схваток во время многочисленных вылазок…