Орел приземлился

Гиммлер был недоволен и не скрывал этого:

– По-моему, это в высшей степени неосторожно с вашей стороны, Россман. Я велел вам быть осторожным.

– Я к нему со всем уважением, господин рейхсфюрер, но сердце его не выдержало. Доктор Прагер подтвердит это. Я сразу же послал за ним. Он еще там.

Россман открыл ближайшую дверь. Оба гестаповца, подручные Россмана, стояли в комнате, еще не сняв резиновых перчаток и фартуков. Маленький шустрый человечек в твидовом костюме склонился над телом, лежавшим на железной скамейке в углу, и прикладывал к нему стетоскоп.

Человечек обернулся, когда вошел Гиммлер, и вскинул руку в партийном приветствии.

Гиммлер постоял немного, глядя на Штайнера. Генерал был голый до пояса, с босыми ногами. Полуоткрытые глаза его смотрели неподвижно в вечность.

– Ну? – произнес Гиммлер.

– Сердце, господин рейхсфюрер, в этом нет сомнения.

Гиммлер снял пенсне и слегка потер переносицу. Весь день у него болела голова и никак не проходила.

– Очень хорошо, Россман, – сказал он. – Он был обвинен в предательстве, в заговоре с целью покушения на жизнь самого фюрера. Как вы знаете, фюрер издал декрет о смертной казни за это преступление, и генерал-майор Штайнер не уйдет от нее даже мертвый.

– Конечно, господин рейхсфюрер.

– Смотрите, чтобы приговор был приведен в исполнение. Меня не будет, я вызван в Растенбург, а вы сделайте фотографии и уничтожьте тело как обычно.

Эсэсовцы щелкнули каблуками в партийном приветствия.

* * *

– Он был арестован? Где? – удивленно спросил Роган. еще не было пяти, но так потемнело, что пришлось задернуть маскировочные шторы.

– На ферме около озера Ката в графстве Карри в июне прошлого года после перестрелки, в которой он застрелил двух полицейских и сам был ранен. Он убежал из местного госпиталя на следующий день и пропал.

– О, господи, и они называют себя полицией, – в отчаянии сказал Роган.

– Дело в том, сэр, что спецслужба Дублина не имела к этому никакого отношения. Она определила его личность позже по отпечаткам пальцев на револьвере. Арест произвел местный патруль из Гарды, который получил тайное сообщение. И еще одно, сэр. Дублин сообщает, что они запросили министерство иностранных дел Испании, поскольку наш приятель, по всем данным, был там в тюрьме. Испанцы очень неохотно пошли навстречу, вы же знаете, как с ними трудно бывает вести подобные дела. Наконец они признали, что он сбежал с каторжных работ в Гранаде осенью 1940 г. По их информации, он подался в Лиссабон, а оттуда в Штаты.

– А теперь он вернулся, – сказал Роган. – Но зачем – вот в чем загвоздка. Получили сведения из провинции?

– Из семи отделений, сэр, все отрицательные.

– Ладно. В данный момент сделать мы ничего не можем, надо только надеяться. Как только что-нибудь появится, немедленно сообщите мне. Днем, ночью, где бы я ни был.

– Хорошо, сэр.

Глава 14

В пятницу ровно в одиннадцать пятнадцать утра Гарри Кейн, руководивший отработкой нападения, получил срочное приказание немедленно явиться к Шафто. Когда он вошел в приемную командира, то обнаружил там переполох. У писарей вид был испуганный, а главный сержант Гарви нервно ходил взад-вперед, куря сигарету.

– Что случилось? – требовательно спросил Кейн.

– Бог знает, майор. Мне известно только, что минут пятнадцать назад, получив срочный приказ из штаба, он расшвырял все документы. Пинком вышиб молодого Джонса из кабинета. Правда, пинком.

Кейн постучал в дверь и вошел в кабинет. Шафто стоял у окна, держа в одной руке хлыст, а в другой стакан. Он резко обернулся, и выражение его лица тут же изменилось:

– А, это вы, Гарри.

– Что такое, сэр?

– Дело в том, что эти ублюдки из штаба, которые давно стараются убрать меня с дороги, добились своего. Когда мы через неделю кончим здесь учения, я сдам командование Сэму Уильямсу.

– А вы сами, сэр?

– Мне приказано возвращаться в Штаты главным инструктором полевых учений в Форт-Беннинге.

Он наподдал корзинку для бумаг так, что она перелетела через всю комнату. Кейн спросил:

– И вы ничего не можете сделать, сэр?

Шафто взглянул на него, как сумасшедший.

– Сделать? – Он схватил приказ и ткнул его Кейну в лицо: – Подпись видите? Сам Эйзенхауэр. – Он смял приказ в комок и отбросил его. – Хотите я вам что-то скажу, Кейн? Он никогда не был в бою. Ни разу за всю свою карьеру.

* * *

В Хобс Энде Девлин лежал в постели и что-то писал в своей записной книжке. Шел сильный дождь, и болото окутал мокрый липкий саван тумана. Распахнулась дверь, и вошла Молли. На ней был плащ Девлина, в руках она держала поднос, который поставила на стол у кровати.

– Вот, пожалуйста, господин мой и повелитель. Чай, тосты, два сваренных в мешочек яйца, по четыре с половиной минуты, как вы велели, и бутерброды с сыром.

Девлин перестал писать и одобрительно посмотрел на поднос:

– Держи этот уровень, и я, может, соблазнюсь и возьму тебя в постоянное услужение.

Молли сняла плащ. Под ним на ней были только трусы и лифчик. Она взяла свой свитер с кровати и натянула его через голову.

– Мне надо идти. Я сказала маме, что приду к обеду.

Девлин налил себе чашку чая. Молли взяла записную книжку: