– Делай, как знаешь, – устало вздохнул Старик, – ничего я тебе показывать не буду. Раз ты избранный – лети куда хочешь, Судьба сама тебя выведет. Но, поверь, – он посмотрел прямо юноше в глаза, – настанет день, когда ты обретешь мудрость своего отца, ту, которая дается сердцем, и захочешь вернуться в родную гнездовину. И тогда я больше всего на свете хочу для тебя одного: чтобы ты не увидел её заваленной пылью, потому что там, где нет любви и нет памяти, растет только пыль! Сейчас ты меня, конечно, не поймешь. Ты слишком юн, и нет в твоем сердце подлинных чувств, на которые можно опереться. Но они придут, и тогда, держись, мой мальчик, как бы твое сердце не разорвалось от тоски! Тебе скучно в Гнездовище, потому что ты не понимаешь его сущности. А оно построено на любви и ею же живет! Наши женщины умирают, не в силах жить без ушедшего мужа, а если что-то их и удерживает, то это любовь к детям и к его памяти. И в последних словах мужчин всегда любовь, всегда забота о тех, кто остается! Убери это из нашей жизни и, тогда, действительно, останутся только огороды, да веревки из листьев… Подумай об этом, Нафин, подумай хорошенько. И, может быть, тогда ты перестанешь задавать глупые вопросы… Вот все, что я могу сказать. Помешать тебе я не в силах, да и Метафта с крыльями несколько погорячилась. Все это бессмысленно, если ты уже принял решение. Но, если еще не уверен, если можно.., подумай над моими словами.
Нафин молчал, совсем как мать, покусывая нижнюю губу.
– А ты любил свою жену? – Спросил он вдруг.
– Очень, – просто ответил Старик. – Я помню, как увидел её первый раз, сидящую у костра, в Долине, такую юную и такую прекрасную! Помню, как принес её в Гнездовище после свадьбы,… она была очень смешлива… Помню, как просыпался по ночам и смотрел в её лицо, сам не веря своему счастью… Но ты ведь верно хотел спросить, почему я не умер от тоски по ней? А вот потому и не умер, что из всех детей Генульфа я остался один, кто все помнит, с самого начала и до сегодняшнего дня. Гнездовище для меня все: мои родители, мои братья и сестры, моя жена и моя жизнь… Может, я и жив до сих пор, потому что должен все это тебе сказать. С одной стороны – мои слова, а с другой – слова предсказания. Судьба дает тебе право сделать выбор. Решай, мой мальчик, только решай спокойно, обдуманно, не делай ничего сгоряча…
– Ладно, – ответил Нафин, – я подумаю. Но ведь ты сам сказал, что знаешь далеко не все. И про Генульфовы записи тоже… Ты же их не видел, и что там было – точно не знаешь. А я уверен, там есть способ, как нам спастись. И отец в это верил, потому и рылся в обвале до последнего дня…
– Ты не сможешь их прочесть, даже если и найдешь…
– А вот для этого и нужны Летающие орели, – наставительно, как маленькому, пояснил Старику Нафин. – Уж они то читать умеют. Я раскопаю записи, отнесу их на Сверкающую Вершину и попрошу прочесть! Орелинский язык я выучил, общаться смогу, так что это будет несложно…
Старик горько засмеялся и опустил голову.
– Дурачок, – пробормотал он, – какой же дурачок! Так ничего и не понял… «Отнесу записи».., как будто их так легко поднять! Особенно тот, большой.., – тут он осекся, вскинул на Нафина глаза и поспешил поправиться: – Их наверняка раздавило обвалом.., я так думаю…
Еле заметная усмешка пробежала по губам юноши.
– Ладно, – легко согласился он, – нет, так нет. Пойду, поразмышляю над твоими словами. А если вдруг мама затеется меня искать, скажи ей, чтобы не волновалась. Крылья связаны, и я никуда не денусь…
* * *
«Он что-то знает!»
Нафин ликуя, выскочил из гнездовины Старика, в несколько больших прыжков пересек его огород и, через заросли деревьев, помчался к своему тайнику.
«Конечно, я подумаю над твоими словами, Старик, – говорил он сам себе, – но потом, когда придумаю, как выудить из тебя все, что ты знаешь! Но, каков хитрец! Ясно, что он раскопал обвал, а все, что нашел – перепрятал. Интересно, куда? Он старый – далеко унести не мог.., или тогда мог? Надо подумать»…
Давным-давно Нафин отыскал у подножия скалы довольно глубокую и просторную нишу, о которой рассказал только Сольвене. Здесь всегда было тепло и сухо, потому что ни дождь, ни ветер в эту нишу не залетали. А, поскольку юноша заботливо разгреб все мелкие и крупные камни, и застелил пол сухими листьями и травой, то здесь было еще и чисто, и уютно. Но, разве девчонки в этом что-нибудь понимают!.. И теперь, сидя на мягкой подстилке, Нафин блаженствовал и размышлял. Он проследил, сквозь листву, весь путь солнца, неумолимо двигавшегося к закату, но так ничего и не придумал. Пожалуй, пора было отправляться домой, успокоить Метафту. Однако, едва Нафин поднялся на ноги, как снаружи донесся нарастающий звук хлопающих крыльев, а затем, тяжелое дыхание.