Оренбургский пуховый платок

Пожелтевшие страницы газет, рукописных трудов… Вот отчеты секретаря Оренбургского губернского статистического комитета, выписки из «Трудов Вольного Экономического общества», датируемые 1766 годом, полуистлевшая папка с деловыми письмами царских коммерсантов-животноводов, посетивших в разное время Оренбургский край. Любопытны исследования географа и историка Петра Ивановича Рычкова, переписка оренбургского губернатора с чиновниками из Главного управления землеустройства и земледелия России с министром внутренних дел…

Эти и некоторые другие архивные источники — каждый и все вместе — говорят о том, что оренбургское пуховое козоводство тесно связано с возникновением и ростом пуховязального промысла в крае. Издавна шло так: укреплялся промысел, повышались спрос и цена на козий пух — увеличивалось поголовье коз. И наоборот.

Первые сведения об изделиях из козьего пуха начали появляться еще в конце семнадцатого века, когда русские, закрепившись в Сибири и на Урале, вступили в торговые отношения с местным населением.

Уральских казаков заинтересовала одежда калмыков и казахов, которые пригоняли на продажу скот и привозили кое-какие продовольственные товары. В лютую стужу и колючий северяк, когда даже русская шуба плохо держала тепло, калмыки гарцевали на своих низкорослых лошадках в легкой с виду одежде из козьих шкур и войлока. Целодневно в степи, под открытым небом…

«Как же они терпят такой холодище собачий в своей скудной одежонке?» — дивились казаки.

Дивились до той поры, пока не обнаружили, что под легкими шубейками у скотоводов теплые поддевки-телогрейки и шарфы, связанные из мягкого шелковистого пуха. Возьмешь в руки шарф — невесом, но укутаешь им шею и плечи — благодать: такое легкое невыдуваемое тепло никакая шуба не подарит.

Изделия из пуха казаки стали выменивать на табак и чай…

— А кто, когда придумал коз чесать? — спросил я однажды знатного чабана совхоза «Губерлинский» Габдрашида Халниязова.

Габдрашид посмотрел на меня снисходительно добрым взглядом, словно на ребенка, который вдруг решил узнать о том, когда люди стали есть и пить.

— Я всегда, всю жизнь чесал… И дедушка чесал, — скупо сказал Габдрашид как о прописной истине. Потом на его лице появилась виноватая улыбка, в глазах — живой интерес:

— Хм… Правда, а кто первым догадался?

Об этом я справлялся потом у многих чабанов, но ответить они не сумели, потому что и деды их и прадеды коз чесали с той привычкой и необходимостью, с какой пили кумыс и пасли отары.

Существует предание, что много веков пас чабан коз, брал от них молоко, шерсть, мясо… Как-то пришли к чабанам-казахам русоволосые усатые казаки, поглядели на отары и говорят: очень уж у вас козы грязные, лохматые, давайте мы их почешем. Чабаны подивились бескорыстию казаков-добродетелей, разрешили им почесать и увезти с собой очески. На другую весну казаки снова пришли на пастбища с той же просьбой. Козоводы догадались, что неспроста русские к ним ходят. В обмен на пух стали просить табак, ткани… Потом чабаны сами научились чесать пух и стали возить его в города и станицы. Казаки же собственных коз развели.

Раньше бытовало меткое выражение: «Коза — корова бедняка». Действительно, в маленьком хозяйстве коза — самое удобное и доходное животное: она устойчива к инфекционным заболеваниям, непривередлива к еде и в год дает около 500 килограммов молока, которое по химическому составу намного богаче коровьего. Ученые уверяют, что во времена седой древности коза являлась первым молочным животным, которое приручил человек.

На страницах старинных книг по зоологии и ветеринарии встречаются рисунки, где коза изображена как кормилица младенцев. И по сей день в некоторых провинциях Греции, Египта и Африки коза нередко продолжает исполнять эту святую обязанность. И, видимо, не случайно понятие «коза» у библейских племен рождало религиозное чувство. Желание почтить козу у древних египтян, например, проявлялось в том, что они приносили ее, как редкую драгоценность, в жертву богам.

Коза не всегда, однако, пользовалась у людей покровительством. По словам знаменитого французского зоолога Ж. Крепена, козу дискредитировало главным образом «ее особое пристрастие к древесным растениям. Вред, причиняемый ею плодовым деревьям, ее потравы в лесах — все это вооружило против козы лесников и земледельцев… Но можно ли винить козу за совершенные ею опустошения, если она, подчиняясь покорно желанию человека, бродит по полям, отыскивая себе пропитание?» — с благородной страстью адвоката вопрошал Ж. Крепен в своем труде «Коза», опубликованном на русском языке в 1912 году в Москве.

В защиту козы в те же годы выступили русские ветеринарные врачи А. Базарянинов, В. Бойков, ученые В. Попов, Л. Штрандат, Э. Перье и другие. Э. Перье, например, так выразил свои симпатии к этому, по его словам, слишком заброшенному животному: