Оригинал

Лезвия в его руках уже обратились в серебряные диски от скорости вращения. Они то взмывали в воздух к самым ветвям, то падали вниз, заставляя меня вскрикнуть. Скользили жуткими остриями по мускулам деспота, не оставляя ни единого следа, будто были его ласковыми ручными зверьками, и при этом он даже краем глаза не смотрел на оружие, потому что откровенно трахал меня глазами. И меня трясло и скручивало именно от этого его взгляда, собственные прикосновения были лишь приправой к невыносимо острому кайфу, который приносило каждое его движение в этом диком танце. Между нами не было сейчас расстояния, я ощущала собственной кожей каждое сокращение или расслабление его мышц, каждое скольжение смертоносного холодного металла.

— Раскрой себя! Я хочу видеть, какая ты мокрая! — приказал Грегордиан, когда мои бедра задрожали, и я со стоном подчинилась. Балансируя слишком близко к оргазму, я жаждала его вторжения, его обладания. Движения Грегордиана стали неимоверно быстрыми. Мое зрение уже за ним не поспевало и от этого захотелось заплакать как от потери. Но еще больше хотелось разрыдаться от бессилия достичь высшей степени так необходимого удовольствия. Внутри все дрожало и пульсировало, обещая скорый взрыв и с ним облегчение, но словно никак не могло достичь критической массы.

— Я не могу больше! — выкрикнула, почти сдаваясь.

— Можешь! Жестче, Эдна! — не сжалился надо мной Грегордиан, продолжая терзать меня даже не касаясь. — Богиня, этот звук! Еще! Я хочу его еще!

А я не находила в себе сил просто зажмурить глаза и не смотреть на него. Господи, если мужчины, танцевавшие на ужине, делали это ловко, красиво и с необыкновенным мастерством, то Грегордиан был просто натуральным совершенством! Совершенством, к которому я могла прикоснуться прямо сейчас, вместо того чтобы гнаться за долбаным суррогатом кайфа. Я раскинула руки, сдаваясь и признавая поражение. Я не хочу свои руки, мне необходимы его. Я не хочу касаться себя, потому что невыносимо желаю любить касаниями его тело. Мне нужен он, этот невыносимый жестокий властный мерзавец Грегордиан. Нужен внутри, снаружи, пропитывающий меня насквозь, пронзающий до боли, до моих истошных задыхающихся криков, до темноты в глазах.

— Больше не хочешь танцев, Эдна? — Грегордиан дернул меня за лодыжки, укладывая под себя, и закинул мои ноги себе на поясницу. — А чего же ты хочешь?

Он еще пытался по обыкновению усмехаться, но едва его член надавил на мой вход, раскрывая и бесцеремонно прокладывая себе дорогу, я закричала, а его усмешка стала почти болезненной гримасой.

— Тебя… — еле выдавила я между всхлипами от подступающего оргазма. Он еще даже не весь внутри, а я готова кончить.

Отступив, Грегордиан мощно втолкнул себя до конца, до моего предела, а потом сделал так раз и еще. И все. Я взрываюсь, содрогаясь, крича и цепляясь за него.

— Я тоже хочу тебя, Эдна! — Грегордиан замер, пережидая мой оргазм. — А еще я хочу, чтобы тебе было достаточно меня для всего!

Я не могу думать о его словах, потому что он двигается. Его твердое горячее тело снова становится будто жидкость надо мной. Он не просто трахает, вбивается, вколачивается в меня. Трется повсюду, ласкает руками, ртом, будто струится, льется не только по моей коже, по моим обнаженным нервам. Он владеет мною всей, без остатка, и я ему это не просто позволяю. Приветствую, ликую и молюсь, чтобы этот момент никогда не заканчивался. Пусть эта ночь длится вечность!

Глава 12

Как принято говорить в сказках? И жили они с того дня долго и счастливо, да? Ну не то чтобы прямо так у нас и было, но однако же все изменилось и продолжало меняться потом почти непрерывно. На утро новый Грегордиан не растворился, не улетучился с предрассветным туманом. Хотя не могу сказать, был ли туман, потому как благополучно проспала утро, абсолютно вымотанная неутомимостью и жадной требовательностью деспота. Он и раньше проявлял чудеса выносливости, выжимая меня в постели досуха, и этой ночью сон тоже не входил в его планы. Вот только полностью прежним Грегордиан не был. Хоть мне и казалось, что он едва ли не появился на свет со знанием, как заставить кончать женщину, долгие часы той ночи Грегордиан потратил на новое изучение моего наслаждения. Он неторопливо исследовал руками, ртом, членом каждый сантиметр моего тела, все его незнакомые даже мне чувствительные и болезненные точки, а не просто уверенно ласкал, стремясь к нужному ему результату. А я, послушная его воле, шептала, кричала, хрипела, изгибаясь и трясясь под ним, на нем. Облизывала, кусала, гладила, царапала, толкалась навстречу, желая вогнать его в себя максимально, упиться запахом, вкусом, проникновением. Я хотела им владеть, заставлять терять контроль, отдавая свой собственный без капли сожаления.

— Эдна, просыпайся! — горячий и снова твердый Грегордиан сел, вынуждая и меня принять вертикальное положение, потому как спала я прямо на нем. — Просыпайся же! У меня есть планы для нас!