Я кивнул и выбрался из таверны. Сделал небольшой круг и вернулся обратно. Лойош облетел квартал и не обнаружил ничего подозрительного. Впрочем, я и не ждал неприятностей.
Через двадцать минут менестрель вышел из заведения и пересек улицу.
— Давайте немного прогуляемся, — предложил я, протягивая ему десять монет.
Сегодня я уже один раз произносил похожую фразу.
Мы зашагали рядом по темным тихим улицам. Этот квартал находился рядом с доками, и улицы здесь были узкими, совсем непохожими на Адриланку. Мне они понравились.
— Что вы слышали о Файрисе? — спросил я.
— Орка?
— Да.
— Ну, вам известно, что он мертв? — сказал менестрель.
— Да. Как он умер?
— Несчастный случай на яхте.
— Вы уверены?
Мы сделали с десяток шагов.
— До меня доходили слухи. Понимаете?
— Нет, — заявил я. — Не знаю. Расскажите.
— Кто вы?
— Друг Гильдии.
— Что происходит? Мне грозит?..
— Опасность? Нет, если нас никто не увидит вместе, но даже и в таком случае вам скорее всего нечего бояться.
— Скорее всего?
— Вот почему я не стал разговаривать в таверне, а сейчас мы прогуливаемся по достаточно темным улицам. Так что вы собирались сказать?
— Говорят, его прикончили.
— Кто?
— Люди.
— Какие?
— Просто люди.
— Почему ходят такие слухи?
— Я не знаю. Но вот что я вам скажу: всякий раз, когда умирает знаменитый человек — какой угодно смертью, — возникают разговоры о том, что его убили.
— И вы считаете, что это всего-навсего пустые разговоры?
— Да. Я ошибаюсь?
— Не знаю. Я пытаюсь выяснить. Вот почему я задаю вам вопросы. И плачу деньги. У вас ведь нет оснований подозревать нечестную игру?
— Нет, никаких.
— Хорошо. Что вам известно о закрывшихся банках?
— Империя.
— Империя закрыла банки?
— Нет, она позволила их закрыть.
— Что вы имеете в виду?
— То, что Империя не имеет права давать такие разрешения — ведь она должна стоять на страже интересов вкладчиков, — заявил менестрель.
— И почему же Империя так поступила?
— Потому что банкиры дали большие взятки.
— Вы уверены?
— Да.
— Откуда вы знаете?
— Знаю.
— Как вам удалось это узнать?
Менестрель молчал.
— Сколько вы потеряли? — спросил я.
— Почти восемьсот империалов.
— Понятно. Так вы все и узнали?
Он ничего не ответил. Я вздохнул. Пока что он не сообщил мне практически ничего полезного.
— А как насчет джарегов?
— При чем здесь джареги?
— Они вовлечены в эти дела?
— С банками? Не знаю. Я как-то не думал о них.
Замечательно. Вместо того чтобы собирать слухи, я их сам распускаю. Мне хотелось спросить: «Неужели вы не можете рассказать мне что-нибудь полезное?» — но такой вопрос не дал бы искомого результата. Поэтому я поинтересовался:
— А что вам известно о людях, которых вышвыривают с их земель?
— То же, что и всем, — ответил менестрель. — Такие вещи случаются часто, но никто не знает, почему они происходят.
— Что значит, «никто не знает почему»?
Он пожал плечами.
— Ну, здесь нет ни крупицы здравого смысла, не правда ли? Тебя предупреждают о выселении, ты отправляешься узнать, нельзя ли выкупить землю, а владелец свернул все свои дела.
— И такое часто случается?
— Конечно. Причем везде. Мне еще повезло: мы живем на земле лорда Севаана, а с ним пока все в порядке, насколько нам известно. Но у меня есть друзья и родственники, которые не понимают, что происходит, и не знают, что им делать.
Уж не знаю, почему я решил, что случай старухи уникален? Теперь мне стало ясно, что я допустил ошибку. Интересно, кому выгодно сгонять людей с их земли, чтобы ее продать — при этом ничего никому не продавая? И зачем их выселять, не предложив сначала им выкупить землю? И как могла смерть Файриса привести к подобной цепочке событий? И кто приказал устранить Лофтиса и почему? И…
Нет, подождите минутку.
— А кого-нибудь уже заставили покинуть свои дома?
— Что? Пока еще нет. Никто не в состоянии собраться так быстро, даже если бы его принудили силой.
— Да, пожалуй. Но все же…
— У вас есть еще вопросы? — осведомился менестрель.
— А? Что? О нет. Вот. Вы можете исчезнуть. — Я дал ему еще десять империалов.
Он исчез.
—
Лойош против обыкновения проявил такт и воздержался от замечаний, поэтому я не спеша зашагал дальше, продолжая размышлять. Очень трудно сосредоточиться на одном предмете, если не говоришь о нем с кем-нибудь или не записываешь этапы рассуждений, вот почему я люблю беседовать с Лойошем, когда пытаюсь сделать какой-нибудь вывод. Но сейчас мне не удавалось облечь в слова свои ощущения. Они казались слишком смутными, и дело вовсе не в том, что я упустил из виду некую существенную деталь, просто смотрел на вещи немного не под тем углом.
Спустя несколько минут я произнес: