Оркестр [авторский сборник]

Для посторонних отряд Григория Ивановича будет обычной семьёй: мать, отец и дочка. Эта новая советская семья после нескольких дней напряжённой учёбы и тренировок в тёмную, безлунную ночь будет высажена с самолёта на парашютах на территории, занятой противником. С котомками за плечами, под видом эвакуированных, они пойдут на восток, в город Н., где расположена штаб-квартира гитлеровской армии, и останутся там на жительство.

— В молодости я был часовых дел мастером, — сказал Григорий Иванович. — Теперь пригодится. Буду чинить немецким офицерам часы. Тебе с твоей новой матерью придётся стирать бельё.

— И на немцев? — испуганно перебила Кира.

— Вот именно на немцев, на офицеров. Вы должны быть отличные, незаменимые прачки, не знающие ни одного слова по-немецки.

— Я ненавижу немцев! — пылко воскликнула Кира.

— Не все немцы звери, не все фашисты. Многие с отвращением относятся к войне. Есть такие, которые не меньше нас с тобой ненавидят фашизм. Мы будем искать их.

— И вы думаете, что мы найдём таких?

— В городе, где мы устроимся, есть уже один такой друг. Он ждёт нас, чтобы передать важные сведения о планах гитлеровского командования.

Кира молчала.

— Очень кстати, что у меня только одна нога, — сказал с довольным видом Григорий Иванович. — Немцы не мобилизуют на работы. Очень хорошо, что у тебя косички, с ними ты выглядишь совсем несмышлёнышем. Но всякое может случиться… — добавил он, задумавшись.

Уже темнело, когда в передней раздался звонок.

— Вот пришла наша мама. Сейчас мы подробно обсудим план дальнейших действий, хорошенько познакомимся друг с другом. — И Григорий Иванович пошёл открывать дверь.

Кира сидела взволнованная и думала о большой и сложной жизни, которая ей предстоит. Справится ли она? Справится. Она будет стараться походить на ту женщину, о которой рассказывал Григорий Иванович. Вот только как бабушка? Как её предупредить? Кира ей напишет письмо, большое, ласковое. Напишет маме, чтобы та не сердилась за то, что бабушку оставила одну.

Кира слышала, как в передней Григорий Иванович вполголоса разговаривал с женщиной. И какая эта названая мать, с которой Кире придётся перенести много трудностей и лишений? Будет ли она ей настоящим другом, каким была в её жизни бабушка?

Григорий Иванович открыл дверь и сказал:

— Проходи, проходи, познакомься с нашей дочкой. Такая же девчонка с косами, какой я знал тебя. И даже похожа.

Кира встала со стула и обмерла: в дверях стояла её бабушка.

— Ты зачем здесь? За мной?

— А ты как сюда попала?

— Э, да вы, оказывается, знакомы? — удивился Григорий Иванович.

— Это ж моя внучка, Кира, я тебе о ней говорила.

— Нет, теперь это уже не внучка, а родная наша дочка. — Григорий Иванович снял очки, вынул из кармана платок и стал протирать их. — Райком комсомола нам её рекомендовал.

Оркестр

(рассказ сына)

Обычно я стараюсь выехать на работу с первой электричкой, что-то около половины пятого утра. Поезд из Текстильщиков до Курского вокзала доставляет меня за десять минут. В это время в поездах и на улицах свободно и спокойно, телефоны в лаборатории молчат, и можно несколько часов заняться настоящим делом. Я люблю свою профессию радиоконструктора, иначе чего бы я вставал в такую рань. Без этой работы я не мыслю себе жизни.

А в то июньское утро я приехал на Курский вокзал около десяти часов. Сошёл с поезда и сразу попал в людскую круговерть, которая увлекла меня навстречу маршевой музыке.

Когда-то в детстве па первомайской демонстрации в Смоленске, услышав звуки марша, я обмирал от восторга, останавливался, а потом со всех ног нёсся за оркестром. Это радостное состояние невозможно ощутить, слушая оркестр по радио или записанным на плёнку, его можно почувствовать, только шагая с оркестром рядом.

И сейчас меня потянуло к нему. Вижу, в окружении армии родителей движется батальон пионеров, отъезжающих на летний отдых. Духовой оркестр впереди. Пристроился, пригляделся к музыкантам Играют без нот. На груди покачиваются и позвякивают медали. У кого «За оборону Ленинграда», у кого — Севастополя, Северного Кавказа, Советского Заполярья, «За взятие Будапешта», Кенигсберга, Вены…

Все музыканты постарше меня лет на пять — десять. У фанфарного трубача нет руки, пустой левый рукав заправлен под ремень, второй трубач — на костыле, у флейтиста четыре нашивки — за тяжёлые ранения. Прикинул — все их награды, вместе взятые, превысили бы количество нотных знаков исполняемой песни.

А по перрону, освещая его белизной рубашек, огоньками галстуков, сиянием глаз, шагают пионеры, рота за ротой, взвод за взводом… нет, простите, отряд за отрядом, звено за звеном…

Да сегодня же 22 июня!

«Взвейтесь кострами, синие ночи, мы пионеры дети рабочих!»

Столько лет прошло, а песня эта берёт за душу, и так хочется сбросить с себя груз лет и недугов.

— Куда отправляются пионеры? — спросил я музыканта, когда он опустил свою флейту.

— В Бердянск, в пионерлагерь.

Сердце бешено забилось.

— В Мерликовую балку?

Но флейтист приложил мундштук к губам, мигнул карим глазом, подал знак, и оркестр грянул: «…До старта остаётся четырнадцать минут».