Мертвая тишина была ему ответом, его свита незаметно для неопытных глаз перетекли в позы, из которых можно легко вскочить. У меня за спиной зашевелилась моя охрана, подтягиваясь ближе. Заскрипели ремни амуниции, зашелестели вынимаемые из ножен ножи.
— Жрец, ты гость, не делай глупостей. Мне говорили, что вы мирный клан, что несет оркам предания и веру в Темного.
— Это так, я жрец культа Тени, посланца Темного. Но если ты не он, а только назвался им, — жрец вынул из-за спины два очень старых стальных ножа, — я должен тебя убить.
Его свита мгновенно оказалась на ногах и ощетинилась в мою сторону самым разным оружием. Мои орки зашипели, и им в лица уставились десятки копий. Заскрипели тетивы лучниц, загудели раскручиваемые болары и пока еще тихо завыли Младшие Сыновья, раскручивая мечи в раздавшейся вокруг них толпе. Жрец усмехнулся и, поведя плечами, встал понадежнее, слегка наклонившись в мою сторону.
— Я должен сказать свое имя тебе, Ходок. Я Омур, ты меня встретишь у Темного.
— Уберите оружие, все. Вы, тоже, — я ткнул в учениц жреца, что закрыли его собой, скалились на меня черными ртами, набитыми острыми зубами, — тебе ведь рассказали про моих Варгов, разве этого мало?
— Поймать, приручить варга и быть посланником его, это не одно и то же. Вызов!!
Он отодвинул неохотно подчинившихся учениц и крутнул в руках свои ножи.
Сидевшая в стороне Шаманка лениво потянулась и встала, ощутимо пахнуло привычной магией, жрец дернул головой и прищурился.
— Темный ждал тебя долго, жрец, еще немного времени ничего не меняет.
Она лениво положила свою руку на свой посох и оскалилась в его сторону своей самой ехидной улыбкой.
— Я не называл себя посланцем Темного. Никогда. Я Тач-Варга, смотри сам, — у меня за спиной мои орки суетливо шарахнулись в разные стороны, пропуская летевших сломя голову на мой зов варгов.
Таша и Быстрый, увидев мою поднятую руку, резко затормозили, подняв облако пыли, что накрыло группу жреца. Вечерний ветер, что сегодня тянул в сторону Болота, быстро отнес ее к воротам, открыв гостям тихо ворчащих зверей. Орки невольно попятились, опуская оружие, только жрец не шевельнулся, вглядываясь в их глаза.
Слыша, как варги все громче ворчат, переминаясь на месте и скребя выпущенными когтями землю, я встал и положил и руки на загривки, успокаивая.
Жрец несколько раз моргнул, вгляделся в глаза Таши и, уронив ножи, потер глаза, после чего встал на одно колено, опустив голову.
— Если можешь, прости моих учеников, я виноват, только я. В гордыне своей не увидев тебя, Тач-Варга.
Его свита, покосившись на него, побросала оружие, при этом ученицы только изобразили это, ловко спрятав свои клинки.
— Все ошибаются, Омур. Ты все еще гость. Садись.
Жрец просто упал на землю, отмахнувшись от протянутых рук учениц, потом вновь вскочил и, переступив через остатки трапезы, встал передо мной.
— Я могу?
Я кивнул, и он протянул вперед дрожащую от восторга, что плескался в его глазах руку к Таше. Покосившись на меня, она обнюхала ее и позволила себя погладить. Омур закрыл глаза, слушая ее и посерев лицом, едва не упал, пойманный в последний момент своей свитой.
— Это правда! Это правда.
— Ты устал, жрец. Отдохни.
Жрец мягко выпутался из рук своей свиты и выпрямился в полный рост.
— Это не важно. В такой день усталость не должна помешать нам, выполнить свой долг. Мы расскажем вам все, что знаем.
У меня за спиной мои орки, после появления варгов убравшие оружие и немного разочарованные бескровным решением конфликта, радостно загудели.
— Что-нибудь еще нужно?
— Нет, Тач-Варга, у нас есть теперь все и даже больше, чем было раньше. Много, много больше.
Еще полчаса в сгущающихся сумерках жрец с его командой готовили сцену для предстоящего представления.
Зрители плотными рядами расселись лицом к закрытым воротам. Между ними и воротами разожгли несколько костров, вытянув их в одну линию.
У ворот на землю сели наши гости, достав из принесенных с ними Болотниками корзин свои инструменты.
Два молчаливых взрослых самца: один с инструментом очень похожим на волынку, другой с зажатым ногами небольшим барабаном и сам жрец, сидящий между двумя большими высушенными тыквами, с прикрепленной к ней поверху доской, на которой натянуты струны. Струны и пара из металла!! Самки сели по краям с раскрашенными узорами бубнами.
Лица всех сказителей раскрашены слегка светящейся краской. Самки почти голые, только длинные передники, украшенные множеством костяных бляшек, и еще увешанные множеством браслетов, тоже раскрашенные по всему телу светящимися узорами.
Огонь костров багровыми бликами скользит по их лицам и телам, искажая силуэты и стирая границы очерченных линий. Пока еще совсем тихо начинает обивать монотонный ритм барабан, к нему присоединяется гудящий голос волынки, жрец укладывает на струны свои руки и, мгновение помедлив, касается их когтями, легко и осторожно перебирая их, извлекает необычные для наших ушей звуки, легко превращающие весь этот набор разных звуков в общую мелодию, что-то нашептывающую и рождающую в глубине души странное желание.