Орки: Легенды возвращаются. Часть 1

Шатаясь от усталости и голода, она с трудом донесла до остолбеневших воинов большой для нее сверток из плаща Болотника и, положив его на землю, упала без чувств рядом.

Как потом рассказывали воины, они еще больше изумились, найдя в свертке еле живых щенков, тем не менее напрочь отказавшихся отцепляться от своей носильщицы. Старший лапы Диких, уже поживший орк с рисунком рода Орр на лице, задумчиво обнюхав странную находку, пожал плечами на вопрос десятника и, быстро покрутив пальцами, заставил понимающе закивать орков. Десятник же, наморщив лоб, с усилием вспоминая слова на ломаном общем, промычала.

— Мать, — ткнул в начавшую вяло шевелиться Ируку и, повторив жест на щенков, добавил, — дети. Лауур — выбор.

— Что он сказал? — селянин-копейщик толкнул в бок своего десятника.

— Лауур, они так говорят, когда что-то предлагают, на выбор. Непонятно, а девчушка-то с Дальнего.

— Да брось ты, туда ведь на лошади день. Как она прошла-то, еще этих несла.

— Мать говорит их, хотя какая мать-то. Это Ирука, блажная с Дальнего. То-то ее дядя обрадуется, хотя, что за радость-то. Из всей родни только она. И та на голову скорбная. Вот беда-то. Иргу, куда мы их понесем? — он обратился к десятнику-орку, помогая в разговоре руками, корява копируя язык жестов орков.

Самка Диких, Старшая дозора, основательно почесав свою копну спутанных косичек, пожала плечами и, ткнув в сторону, фыркнула.

— Большой.

— Большой так Большой, у нас дозор никто не отменял. Как мы уйдем, может к нам на хутор, здесь ближе?

Самка, переложив в другую руку свое копье, еще раз почесалась и добавила.

— Большой, два-два, — потыкала в людей и орков, — Большой. Шаманка — лечить.

— А это ты правильно, она-то у вас лекарь еще тот, и Тзя там. Вы двое идите. Расскажете там.

В следующий раз, открыв глаза, Ирука увидела прокопченный бревенчатый потолок. В помещении было темно, свет откуда-то издалека подсвечивал контрастно-черные силуэты внутренней обстановки. Пахло дымом, травами и орками. Орками больше всего, многими орками, давно обжившими эту землянку и чувствовавшими себя в ней по-настоящему дома.

Ирука слабо шевельнулась, и из полумрака выплыло широкое лицо крупной самки, внимательно ее осмотревшей и довольно хмыкнувшей.

— Жить будет, крепкая. Скоро можно будет людям отдать.

— Где щенки? — Ирука с трудом сглотнула, горло страшно драло кашлем, и она, закрыв глаза, откинулась на спину, — где мои щенки?

— Орокан знаешь. Таур, с тебя две белки, а ты не верила.

Над Ирукой склонилось еще одно лицо, другой самки, что мрачно ее осмотрела и фыркнула.

— Будут тебе белки, лечи ее дальше.

Ирука попыталась еще что-то сказать и уткнулась в щербатый край чашки, что ей в рот сунула первая самка. Осторожно вливая в нее пряный и горький травяной настой, она тихо буркнула.

— Здесь твои щенки, живы, тоже, как ты устали, спи.

Проваливаясь в черную бездну сна, Ирука сама себе поклялась найти своих щенков, когда проснется. Но как оказалось, он ее нашли раньше и, проснувшись, она обнаружила, что ее плотно охватило множество цепких лапок. Ее малыши крепко спали, вцепившись в нее с двух сторон, и, почувствовав, что она проснулась, дружно вздрогнули и подняли головы. Она им улыбнулась и, дружно моргнув светящимися в полумраке глазами, они также дружно исчезли в темноте. Облегченно выдохнув, она закрыла глаза, чувствуя, что силы вернулись в ее тело, и вздрогнула, вспомнив недавнее прошлое. Она закусила свою руку, стараясь не завыть от ужаса и горя воспоминания, и понимания, что она теперь совсем одна. Она знала, не знала откуда, но знала, что ее отец мертв, как и все, кого она знала.

И в этот момент ее обняли, крепко и осторожно обняли, открыв глаза и проморгавшись сквозь слезы, она удивительно четко, несмотря на обычную для этого места темноту разглядела две пары глаз, что с пронзительным участием, казалось, утопили ее в своей глубине. Подняв руки, она прижала их к себе и, уткнувшись в теплую шерстку, горько заплакала, горько и облегченно. Она не одна на этом свете, не одна.

Щенки взяли все ее заботы на себя, без слов, только взглянув ей в глаза, тихо и дружно делая все, что необходимо для больной и еще слабой девочки. Дружно шипя на всех, кто пытался подойти к ней, за исключением Тзя, той самой крупной самки, что выхаживала с ними Ируку. Остальные многочисленные жители этого дома с пониманием отнеслись к такому порядку и спокойно занимались своими делами.

Пришедший через день Та молча выслушал, что ему тихо-тихо прочирикали щенки и, взяв ее за руку, прижался лицом к ней, помедлил и, тихо вздохнув, лег на пол у ее лежанки. Опустив руку вниз, она положила ее ему на голову и тоже замерла, улыбаясь в потолок.

С этого дня она резко пошла на поправку и еще через пару дней, выбравшись на свет, долго щурилась на солнце.

Оказалось, что за это время произошло море событий. Большой лагерь посидел в осаде, вернулся с войском и Варгами Вождь, сразился со Жрецом и победил его. Все это прошло мимо, пока она шла сюда и потом лежала в слабости и немочи.