Орлеанская девственница. Магомет. Философские повести

В стране насчитывалось четыре тысячи монастырей, шестьдесят тысяч монахов и монахинь, шесть тысяч священников, столько же церквей и часовен. Два привилегированных сословия — духовенство и дворянство владели почти половиной национальных земель, самых лучших. На этих землях стояли дворцы и замки, а в них была роскошная мебель, картины, мрамор и огромная прислуга — и все это требовало денег, денег, денег. Между тем то, что могло усилить приток этих денег, иначе говоря, материальное производство страны велось из рук вон плохо. «Третье сословие» — купцы, владельцы мануфактур, то есть богатевшая и набиравшая силу буржуазия, — было сковано в своей инициативе, ограничено в деятельности полным политическим бесправием. Государственная система сословной монархии устарела и мешала развитию производительных сил. Назревала буржуазная революция конца XVIII века.

Европейские монархи впоследствии считали Вольтера главным ее виновником, для них его имя стало самым ненавистным; русский царь Николай I вообще слышать его не мог. Однако они преувеличивали. Не Вольтер и не его соратники породили революцию, а логика исторического развития. Экономические, социальные, политические и культурные условия жизни французского общества XVIII века не могли обойтись без коренной ломки. Вольтер это почувствовал раньше других и вместе с лучшими умами Франции содействовал идеологической подготовке революционного взрыва.

Вольтера и его соратников назвали просветителями, а XVIII век — веком Просвещения, Нести в массы свет знаний и разума — так мыслили себе они сами свою миссию. Но их просветительство было особое. Они несли знания, политически окрашенные. Поэзия, музыка, живопись, науки, философия для них существовали лишь постольку, поскольку могли способствовать политической активности людей: все должно было бить в одну цель — наносить удары неразумному порядку вещей, убеждать людей, что необходимо перестроить жизнь на основе «добра, свободы и справедливости». Не вина, а беда просветителей, что, мечтая о разумном и счастливом мире, они, сами того не сознавая, расчищали дорогу буржуазному обществу, принесшему людям новые несчастья и новое порабощение.

Именно желанием просветить умы была порождена знаменитая Энциклопедия, главным редактором которой был Дидро. На протяжении трех десятилетий (1751–1780 гг.) ее создавали все просветители, это было их общее детище — «великий памятник нации», как назвал ее Вольтер. Потому писателей Просвещения часто называют также энциклопедистами.

Вождем французских просветителей по праву считается Вольтер, хотя молодые таланты часто выпархивали из-под его крыла и устремлялись вперед. В августе 1754 года Мельхиор Гримм, один из авторов, воспитанных Вольтером, справедливо оценил роль своего учителя в европейском просветительном движении:

«Если интерес к философии в наш век более широк среди народа, чем в любой иной век, то этим мы обязаны не нашим Монтескье, Бюффонам, Дидро, Даламберам, сочинениям г-на де Мопертюи, а только г-ну де Вольтеру, который, наполнив философией свои пьесы и все остальные свои произведения, привил публике вкус к философии и научил огромное множество людей понимать ее достоинства и искать ее в сочинениях других авторов».

Поскольку просветительская идеология, которую Мельхиор Гримм расширительно именует «философией», сыграла в исторической судьбе Франции особую, чрезвычайную роль, необходимо указать на главные идейно-политические принципы, с которыми выступили Вольтер и его соратники.

Просветители начали с требования свободы мысли, слова, печати. Душительницей свободной мысли была церковь, насаждавшая невежество, суеверия и предрассудки. Потому так неистово и ненавидел ее Вольтер. Его фраза: «Раздавите гадину!» — стала крылатой. «Осмельтесь мыслить самостоятельно», — обращался он к своим соотечественникам, восставая против церковной догмы.

В политической программе просветителей ключевым было слово «закон». От него как бы лучами расходились знакомые нам, часто довольно туманные по смыслу, но всегда ярко расцвеченные и притягательные слова: Свобода, Равенство и Братство.

«Свободу» просветители понимали как добровольное подчинение закону. «Равенство» тоже имело для них гражданский смысл, — оно понималось как равенство всех людей — от пастуха до короля — перед законом. В дворянско-монархической Франции это означало прежде всего требование ликвидации всех сословных привилегий и неограниченной королевской власти. Напомним, что юридический статут Франции еще незыблемо покоился на полном произволе монарха. Это было выражено в горделивом изречении короля Людовика XIV: «Государство — это я!» Что касается третьего слова — «братство», то оно осталось лишь эмоциональным украшением политической программы просветителей.

При соблюдении ключевого принципа программы, а именно законности, формы государственной власти уже не имели для просветителей принципиального значения. «Лучшее правительство то, при котором подчиняются только законам», — писал Вольтер в «Философском словаре».