Читаем Орленев полностью

вать музыкальный музей. Граммофон он возил с собой и запус¬

кал его в разное время суток, иногда, например, в поездах

дальнего следования. Но при его образе жизни заниматься собира¬

тельством было немыслимо, и в конце концов он раздарил свою

коллекцию, которой гордился. Примерно так кончилась и его биб¬

лиомания. Он любил книги и, когда только мог, посещал лавки

букинистов *. Вкусы у него менялись, в тот период он охотно по¬

купал русские сказки, труды о «русской смуте» начала XVII ве¬

ка — память о так и не сыгранной по-настоящему роли Само¬

званца — и то немногое, что появлялось в сфере тогда еще не

окрепшей пушкинистики. Те книги, которые покупал, он читал

быстро, зная, что долго они у него не удержатся.

Эти невинные увлечения обходились сравнительно недорого,

чего не скажешь о загулах Орленева, вроде того многодневного

по случаю встречи с Самойловым, который описала Татьяна

Павлова. Здесь он не стеснял себя в расходах. Но на этот раз

и разорительные кутежи не подорвали его благосостояния. Он

расплатился со старыми долгами, вспомнил каких-то родственни¬

ков, о которых давно думать забыл, и перевел им деньги, послал

телеграмму Талышкову, где были такие слова: «Успех во всех

отношениях превосходный. Если нужны деньги, не стесняйся» 3.

* «.. .Вряд ли много найдется на земле людей, которые бы так любили

книгу, как он», — вспоминает Мгебров, хотя и признает, что читал Орленев

не систематически, порывами, волнами. Если же книга его захватывала, то

она «превращалась его творчеством в живой, огромный, почти видимый,

реально живущий мир...» 2.

Я ио знаю, откликнулся ли Тальников и другие друзья Орлспсва

в разных концах России, которым он предлагал братскую помощь,

но, когда после Владивостока, Харбина, Иркутска, Омска и неко¬

торых уральских городов он приехал в Ярославль, у него на ру¬

ках оказалось тридцать тысяч рублей, по тем временам целое со¬

стояние.

Про нажитые в Сибири тридцать тысяч Орленев напишет по¬

том в мемуарах: еще до возвращения в Москву у него возникает

мысль — раз ему досталось такое богатство, он на время расста¬

нется с городом, поедет по деревням и там будет бесплатно иг¬

рать для крестьян. Упомянет эти тридцать тысяч и обстоятельный

Чертков в письме к Толстому, рекомендуя Орленева как серьез¬

ного культурного деятеля, располагающего к тому же большими

практическими возможностями для создания народного театра.

В бумагах Черткова сохранилась телеграмма Орленева от 10 мая

1910 года, в которой он сообщает, что его долгая сибирская по¬

ездка подходит теперь к концу, и просит разрешения приехать

в Телятинки (имение Черткова), чтобы посоветоваться о своем

будущем, поскольку он, как и прежде, «горит желанием принести

своим делом пользу народу» 4. Из следующей телеграммы, помечен¬

ной 24 мая, мы узнаем, что план Орленева по счастливому стече¬

нию обстоятельств уже воплощается в дело и что через три дня

он выступит в театре для крестьян в подмосковном селе Голи¬

цыне, не оставляя при этом намерений посетить Черткова и до¬

говориться о спектаклях в Туле, чтобы их мог посмотреть Тол¬

стой. Наступает знаменательная минута в жизни Орленева, сбы¬

вается его «самая любимая и прекрасная мечта» 5. С небольшой

группой актеров, всего из пяти человек, он дает свой первый

спектакль для крестьян, составленный из второго акта «Реви¬

зора» и водевиля «Невпопад». Любопытно, что сибирские тысячи

для этого ему вовсе не понадобились, хватило и нескольких сот

рублей, чтобы привести в порядок театральное помещение в Го¬

лицыне и оплатить труд актеров, которые как-то кормиться и

жить должны были.

Для своих опытов Орленев выбрал Голицыне по совету изве¬

стного деятеля крестьянского театра Н. В. Скородумова, который

был первым организатором любительских спектаклей в этом

большом подмосковном селе. Так что почва там была уже взрых¬

ленная. В этом Орленев видел некоторое преимущество, по¬

скольку пресыщенных зрителей, снобов и лакомок он не любил,

зрителей же неподготовленных, непросвещенных при всем тяго¬

тении к ним побаивался: что им скажет его репертуар? Были бы

это дети, он нашел бы с ними общий язык. А взрослые, матери

и отцы семейств, пожилые и престарелые — не покажется ли им

его искусство глупым ломаньем? У голицынских крестьян бла¬

годаря Скородумову и его спектаклям была уже известная при¬

вычка и выработанный вкус к театральному зрелищу. Для на¬

чала, для первой пробы это был важный шанс.

В день открытия театра — 27 мая — Орленев дал два спек¬

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь в искусстве

Похожие книги

10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
12 Жизнеописаний
12 Жизнеописаний

Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев ваятелей и зодчих. Редакция и вступительная статья А. Дживелегова, А. Эфроса Книга, с которой начинаются изучение истории искусства и художественная критика, написана итальянским живописцем и архитектором XVI века Джорджо Вазари (1511-1574). По содержанию и по форме она давно стала классической. В настоящее издание вошли 12 биографий, посвященные корифеям итальянского искусства. Джотто, Боттичелли, Леонардо да Винчи, Рафаэль, Тициан, Микеланджело – вот некоторые из художников, чье творчество привлекло внимание писателя. Первое издание на русском языке (М; Л.: Academia) вышло в 1933 году. Для специалистов и всех, кто интересуется историей искусства.  

Джорджо Вазари

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Искусствоведение / Культурология / Европейская старинная литература / Образование и наука / Документальное / Древние книги
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное