Читаем Орленев полностью

кина-Чекрыгина в Вологду, в петербургском журнале «Дневник

русского актера» была напечатана статья под многообещающим

названием «Не требует ли русский театр специальных законопо¬

ложений?» К Статья сама по себе ничем не примечательная, ее

анонимный автор ничего другого не хотел, кроме как «реформ

сверху», но с некоторыми приведенными в ней документами стоит

познакомиться. Какой-то ловкий юрист-кляузник из Екатерин¬

бурга по просьбе известного в те годы антрепренера Ф. И. Над-

лера составил «Правила службы» для актеров его труппы и в пя¬

тидесяти семи пунктах изложил права и обязанности хозяина и

его работников (по образцу старой сказки — лиса взяла на себя

обязанности птичницы. . .). Эти «Правила» и опубликовал журнал

как небезынтересную иллюстрацию на тему узаконенного и полу¬

чившего официальный статут бесправия актеров в провинциаль¬

ном театре восьмидесятых годов.

Система санкций затронула все стороны жизни в труппе Над-

лера, не оставляя ни малейшей неясности; за отказ от роли, ка¬

кой бы она ни была, за нетвердое знание ее текста (срок подго¬

товки устанавливался в три дня, и ни часу больше), за опоздание

на репетицию, за внезапную болезнь («зубная и ревматическая

боль не принимается за отговорку и не избавляет от исполнения

обязанностей»), за неподходящий гардероб, за неожиданно (?)

обнаружившуюся картавость или заикание, за участие в стачке

и т. д. актеры должны были платить штраф в размере от трех до

пятисот рублей — суммы по тем временам астрономической. (Ор-

лепев в Вологде получал двадцать пять рублей в месяц.) Надлер

и его юрист вроде бы предусмотрели все случаи возможных на¬

рушений «Правил», но и этого им показалось мало, и они допол¬

нили сочиненный ими устав несколькими пунктами, которые

даже формальную видимость закона превратили в бессмыслицу.

Я приведу один из этих пунктов: «За распространение лож¬

ных слухов, пасквилей, клеветы и пр., могущих вредить театраль¬

ному делу, а также кто будет ругать антрепренера в глаза или за

глаза, дает право г. Надлеру отказать таковому от службы, без

всякой неустойки». Здесь к трагедии уже примешивается оттенок

шутовства, как это всегда бывает в условиях ничем не ограничен¬

ного самоуправства. При этом надо иметь в виду, что Надлер

вовсе не был злодеем, он был обыкновенным антрепренером,

только более предусмотрительным и педантичным, чем его либе¬

ральные коллеги, к числу которых принадлежал знакомый нам

Пушкин-Чекрыгин. В вологодской труппе существовала примерно

та же система штрафов, и те же сроки подготовки спектаклей, и

те же правила, касающиеся гардероба, но без пунктуальности и

дотошности Надлера. У Пушкина-Чекрыгина было меньше запре¬

тов, меньше придирок, меньше казармы, но то же бесправие, осо¬

бенно в отношении маленьких актеров, таких, как Орленев в свой

первый вологодский сезон.

По юношеской неопытности он ничего не знал о бедственном

положении русского актера в антрепренерском театре, хотя ил¬

люзий у Орленева тоже не было и он понимал, что в провинции

ему придется изрядно помаяться, прежде чем его заметят и при¬

знают. В том, что в конце концов его признают, он не сомневался,

а неизбежные препятствия, как ему казалось, придадут, ореол его

честолюбивым планам и подхлестнут его спортивные инстинкты.

Но, попав в Вологду, он поначалу растерялся. Его не пугал не¬

устроенный быт старого северного города; Орленев не был изба¬

лован, да и особых лишений в свой первый провинциальный се¬

зон не испытывал, во всяком случае, он был сыт и не валялся под

забором, как год назад сулил ему Николай Тихонович. Но зачем

его взял Пушкин-Чекрыгин в свою труппу, сказать он не мог.

Ведь за филантропией антрепренера скрывался какой-то практи¬

ческий расчет. Какой же? Дела в театре для Орленева не на¬

шлось, если не считать выступлений в хоре, сопровождавшем дей¬

ствие каких-то дурацких опереток. Но стоило ли для того везти

его в Вологду?

Еще в Москве ему обещали роль Буланова в «Лесе», и не то¬

ропясь он стал ее готовить. Но пока он обдумывал роль, читал ее

и перечитывал, его приятель и однокашник Молдавцев убедил ре¬

жиссера, что сыграет Буланова лучше, потому что уже не раз его

играл. Это была очевидная ложь, тем удивительней, что режиссер

в нее поверил. Неприятно было и вероломство Молдавцева, обо¬

ротистого малого, четверть века спустя нажившего состояние

в качестве содержателя ночного клуба для азартных игр в мос¬

ковском саду «Аквариум». Но изменить ничего нельзя было, тем

более что Орленеву поручили другую роль в том же «Лесе»,

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь в искусстве

Похожие книги

10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
12 Жизнеописаний
12 Жизнеописаний

Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев ваятелей и зодчих. Редакция и вступительная статья А. Дживелегова, А. Эфроса Книга, с которой начинаются изучение истории искусства и художественная критика, написана итальянским живописцем и архитектором XVI века Джорджо Вазари (1511-1574). По содержанию и по форме она давно стала классической. В настоящее издание вошли 12 биографий, посвященные корифеям итальянского искусства. Джотто, Боттичелли, Леонардо да Винчи, Рафаэль, Тициан, Микеланджело – вот некоторые из художников, чье творчество привлекло внимание писателя. Первое издание на русском языке (М; Л.: Academia) вышло в 1933 году. Для специалистов и всех, кто интересуется историей искусства.  

Джорджо Вазари

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Искусствоведение / Культурология / Европейская старинная литература / Образование и наука / Документальное / Древние книги
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное