Орлы летают высоко

Великая княгиня Екатерина Павловна была столь же свирепа, как и ее брат, но она была хитра и проницательна. В ней чувствовалось нечто от животного, думала Елизавета, но не скотство Константина, а примитивная, хищная сила вместе с яростным темпераментом и несгибаемой волей. Вся семья боялась ее; даже этот монстр Константин отступал, ворча и огрызаясь, когда она выступала против него. Один только Александр из любви потворствовал ей.

Когда-то много лет тому назад Елизавета очень ревновала его из-за этой любви. Сначала она наблюдала, как Екатерина надувала губки и подольщалась к нему, чтобы что-нибудь получить, а потом она неожиданно осознала, что Великая княгиня стала уже достаточно взрослой, красивой женщиной, а ее обращение с братом походило уже на флирт...

Эта ревность, вместе со всеми ее другими чувствами, давно уже умерла. Но она до сих пор боялась злобного язычка Екатерины и болезненно остро воспринимала оскорбления и насмешки, потому что, несмотря ни на что, оставалась очень чувствительной. Но сейчас обида ее оставалась поверхностной. Теперь ничто не трогало ее. Конец любовной связи с Адамом Чарторицким опустошил ее душу, оставив лишь молчаливую оболочку; она равнодушно следовала за Александром из одной резиденции в другую, проводя в одиночестве дни и ночи - месяц за месяцем и год за годом, нежеланная, бездетная жена, с которой, как все считали, следовало развестись.

Александр вынудил ее на измену с Адамом. Она помнила его глаза, холодные и пустые от гнева, когда он посмотрел на нее с отвращением и неумолимостью и посоветовал, чтобы ее любимая подруга графиня Головина больше не посещала ее. Он предпочел; чтобы ее место занял князь Адам Чарторицкий. Если она не согласится, спокойно добавил он, то разразится такой скандал, что царь Павел, несомненно, засадит их всех за решетку.

Щепетильность Павла была всем известна, почти так же, как и его ненависть к сыну; и если бы слухи о странных наклонностях Елизаветы дошли до Павла, он, конечно же, обвинил бы Александра. Поскольку невозможно было выгнать всех фрейлин, чтобы помешать ей найти преемницу графине Головиной, он приказал ей отвлечься с Адамом.

- Князь предан мне, мадам, - сказал он. - Я уверил его, что вы в него влюблены. Его преданность и рыцарство должны вас удовлетворить.

Она никогда не забывала его слов; она все время вспоминала о них во время первых недель своей связи с Адамом, пока они не были заглушены его постоянными уверениями в любви. Он действительно любил ее, и вся нерастраченная страсть ее натуры откликнулась на эту любовь. Они были очень счастливы, не обращая особого внимания на убийство Павла, на вступление Александра на престол.

Случай с графиней Головиной стерся из памяти Елизаветы. Теперь, когда прошло столько лет, она не была уверена в том, что же на самом деле произошло, какими мотивами руководствовалась графиня, когда утешала издерганную молодую женщину, и что было у нее самой на уме, когда она принимала эти утешения.

Но теперь это не имело никакого значения, потому что Александр удалил от нее Адама, постоянно давая ему различные поручения за границей, пока наконец все не сошло на нет из-за его постоянного отсутствия и ее отчаяния.

Теперь она осталась совсем одинокой, ее поддерживала только память об Адаме и ежедневные письма к матери в Германию. Она была женой человека, который никогда не любил и не желал ее, женщиной, чья жизнь превратилась в ничто в двадцать восемь лет. Ребенок Адама умер - бедный, хорошенький ребенок, темноволосый в отца и хрупкий в мать. Другого уже не будет, она не была неразборчива в связях. Циничная чувственность сестры Александра претила ей, а после Адама, Елизавета была уверена в этом, она уже не сможет полюбить. Ей не оставалось ничего, только тупая боль несчастливой жизни, монотонность тоски, нарушаемой изредка сомнением, по кому она - по Адаму или по этому незнакомцу, за которого она вышла замуж.

Теперь он возвращался из Тильзита после подписания мирного договора с Наполеоном, возвращался назад в столицу, бурлившую заговорами и недовольством, чтобы встретиться здесь с сестрой, единственным желанием которой было самой захватить трон. Как он может быть настолько слеп, подумала она, так ослеплен этой мегерой, что не замечает зависти и лживости за маской веселости и бесцеремонности? Неужели он верил в то, что она любит его? Или же он видел ее насквозь, а эта братская снисходительность была лишь зловещей игрой, так хорошо разыгрываемой, что даже сама Екатерина ей поверила? Чем бы это ни было, решила она, в моей поддержке он не нуждается. Один раз я оскорбила его, да простит меня Бог; нет мне прощения за Головину, ведь сейчас я и сама этого не понимаю, а он мне так и не простил. Но я действительно искренно писала в письме к матери: "Я испытываю к нему чувство преданности. Даже чувство привязанности. Мне остается молиться Богу, чтобы его успели предупредить..."

- Он едет! - внезапно произнесла Великая княгиня Екатерина. - Видна уже голова процессии.

Она резко распахнула окно.

- Слушайте, его приветствует народ.