Октавия фыркнула: — Разве я выгляжу такой дурочкой?
Фенестела уткнулся носом в свою чашку.
— Какое прекрасное вино, — сказал Тулл, с удовольствием потягивая напиток.
— Самое лучшее налила тебе, центурион, — улыбка Октавии была искренней.
Тулл поднял чашу в тосте.
Она наклонилась над стойкой и тихо спросил: — Ты видел того трибуна в последнее время?
В голове Тулла всплыл образы Виндокомуса, испуганного, плачущего, смотрящего на него, когда он падал в отхожее место.
— Центурион?
Тулл заметил, что Фенестела и Октавия пристально смотрят на него. — К сожалению, мне пришлось много иметь с ним дело.
Ее взгляд остановился на нем. Когда он не стал ничего объяснять, выражение ее лица стало серьезным. — Ты не можешь об этом говорить.
— Я бы предпочел этого не делать. — Тулл кивнул на сгрудившихся вокруг него солдат. — Ты понимаешь.
Резкий кивок. — Военные вопросы следует оставлять за дверью.
— Давай, выпьем за это, — сказал Тулл Фенестеле.
Кто-то позвал Октавию, и она пошла обслуживать других клиентов.
— Непот, а? — сказал Тулл.
— Он подонок, и это не ошибка, — ответил Фенестела.
— Если Бог даст, он начнет вести себя как большинство трибунов и оставит нас в покое.
Фенестела зарычала в знак согласия.
— И я сказал центуриону: — Сейчас не моя очередь копать траншею, господин. — Громкий голос раздался из-за левого плеча Фенестелы.
— О, да? И что он на это сказал? — спросил второй голос.
— Этот придурок ударил меня по поясу своим витисом и сказал, что теперь моя гребаная очередь, если он так говорил. Затем оптион отколотил меня за то, что я доставляю им неприятности. — Раздались еще проклятия.
— Всегда одно и то же, — сказал второй мужчина. — Так всегда было, и так всегда будет. Давайте просто напьемся и забудем об этой парочке.
— До завтра, а?
Еще одно проклятие.
Тулл взглянул на Фенестелу. — Как ты думаешь, они так говорят о нас?
Тот ухмыльнулся: — Вероятно.
— Я бы сказал, что ты прав, — признал Тулл с грустной усмешкой. — Но наши ребята всеже нас уважают.
— В противном случае они не последовали бы за тобой в бой так, как они это делают.
Гордыня вскипела в груди Тулла. — Вот за это и выпьем.
Они поприветствовали друг друга и осушили вино.
— За победу над иллирийцами, — сказал Фенестела.
Наполняя их чаши, Тулл громко произнес: — За победу Рима! Roma Victrix!
В один миг его крик подхватили. Раскатистые крики заполнили палатку. — Roma Victrix! Roma Victrix! За победу Рима! — Обняв друг друга за плечи, мужчины запели, пританцовывая. Вино проливалось, кубки разбивались под ногами.
Фенестела пошатнулся, когда кто-то столкнулся с ним. — Прямо как в старые времена, да?
Тулл ухмыльнулся.
— Видишь, что ты натворил? — Тон Октавии граничил с неодобрением. — У меня не хватит ни одной не разбитой чашки такими темпами.
Тулл встретил ее немигающий взгляд; — Такое ведь происходит каждый день, и я уверен, что твои цены учитывают битье посуды.
Ее губы дрогнули: — Возможно.
Тулл бросил горсть серебра. — Это на случай дополнительных расходов.
— В этом не было необходимости. — Однако, продолжая говорить, Октавия смела монеты со стойки.
— Этого хватит и на еще один кувшин, — сказал Тулл. — И на третий, если понадобится.
— Конечно, центурион. — С этими словами она ушла, крикнув одному из своих подчиненных, чтобы тот перестал чесать задницу и поработал.
— Клянусь, она моргнула глазками, — сказал Тулл.
Фенестела фыркнул: — Это в твоем бурном воображении. Выпей, лучше.
Они обнаружили дно своего кувшина, а затем взялись за третий. Мир к тому времени казался гораздо прекраснее. Пение становилось громче, а общая атмосфера — праздничнее. Октавия принесла еду: сыр, хлеб и жареные сосиски. Положение Тулла и Фенестелы у стойки было превосходным, и они с энтузиазмом набросились на блюда.
— Мне нужно отлить, — сказал Тулл.
— Мне тоже.
— Мы никогда не сможем вернуться, если уйдем. Может, нам пора пойти поспать?
— Звучит хорошо, — сказал Фенестела, добавив: — Мы определенно стареем.
Попрощавшись с Октавией, они протиснулись наружу. После влажной, потной атмосферы предыдущих нескольких часов прохладный воздух казался свежим и сладким. Над западным валом темнеющее небо светилось невероятным оттенком оранжевого пламени. Несколько звезд уже замерцали над головой. Не было ни малейшего дуновения ветерка.
Тулл, который был без плаща, поежился. — Утром может ударить мороз.
— Лишь бы не было снега, мне все равно.
Они шагали вдоль стенки «Кузницы», выбирая кратчайший путь к палаткам своей центурии. Отхожие траншеи были на пути, и эта мысль заставила Тулла вспомнить о Виндокомусе. Он снова проклял Непота и решил, что, если когда-нибудь представится возможность навредить трибуну, он ухватится за нее обеими руками.
— Поцелуй нас, — раздался громкий голос из-за угла палатки «Кузницы»,. — Меня и моего друга.
— Убери от меня свои грязные руки, мерзавец! — закричала женщина — Октавия.
Тулл и Фенестела обменялись встревоженными взглядами, а затем оба побежали. Они рванули за угол.