— Ты нам зубы не заговаривай, ублюдок! — рявкнул прямо в ухо, один из державших префекта за руки, — юродивым решил прикинуться?
Квинт поморщился, но промолчал.
— Время тянешь? — поинтересовался Эвдор, — пожить подольше хочется?
— Кому не хочется?
— Ну, так говори.
— Подзабыл я, о чем ты спрашивал?
— Огорчил ты меня, — разочарованно протянул Эвдор, враз посерьезнев.
Перед глазами Квинта блеснул нож.
— Какое выбираешь? Это?
Правого уха коснулось что-то неприятно острое.
— Или это?
Лезвие надрезало кожу под мочкой левого уха.
Квинт ничего не сказал. На скулах его играли желваки, мышцы напряглись, но это не оцепенение испуганной жертвы. В движении глаз римлянина ни намека на беспорядочные метания, растерянность. Эвдор понял, что членовредительство в данном случае бессмысленно. Ничего римлянин не скажет. Да и не нужно.
Один из пиратов, тот, который "верещал не по делу", задумчивость вожака интерпретировал по-своему:
— Что, Эвдор, растерял навыки? Дай его мне, я разговорю.
Пират, с которым Квинт боролся в воде, расхохотался, а вожак вздохнул.
— Я вижу, римлянин, ты не трус. Ты командир отряда. Вы шли на Кос. Может ты разведчик, возвращающийся в лагерь после вылазки? Но почему на финикийском судне? К тому же разведчик не стал бы интересоваться, где может быть теперь Лукулл. Значит, ты вовсе не человек Лукулла. Тогда чей? А если предположить, что ты из тех римлян, которые заперли Митридата в Пергаме, тогда все сходится. Отряд малый, похоже на эскорт вестника или посла. Своих кораблей нет. С финикийцами вы шли, поскольку ионийцы побоялись связываться с вами даже за деньги. Побоялись Митридата. Царь свиреп в гневе и еще не побежден. Пока не понятно, кто побеждает. И ты ехал, чтобы просить помощи у Лукулла.
— Откуда ты...
Наблюдая за неподдельным изумлением префекта, Эвдор усмехнулся.
— Слишком вы, римляне, надменные. Никак не хотите позаимствовать нашей вековой эллинской премудрости. Слышал, софистика такая есть — логика? Башкой думать надо! Факты сопоставлять, — Эвдор повернулся к Аристиду, — посмотри на его рожу, пьянчуга, он слова не сказал, а уже во всем сознался. И резать не пришлось.
— Если ты сразу обо всем догадался, зачем задавать эти дурацкие вопросы? Зачем вообще атаковать корабль? — мрачно спросил Аристид.
— Я не был уверен. А вопросы... Я, всегда даю людям возможность разочаровать меня.
— И как, разочаровал он тебя? — спросил чернобородый пират.
— Если бы разочаровал, я бы отрезал ему уши, — Эвдор посмотрел Квинту в глаза, — понравился ты мне, парень. Не трус и не дурак. Лицом своим, правда, плохо владеешь. Скажи-ка еще кое-что. Митридат до сих пор в Питане сидит?
Квинт сжал зубы.
— А... Ну да. Собственно, это не уже столь важно. — "Добродушный" повернулся к пиратам, — Ну что, братья, наши планы не только не меняются, но подтверждаются.
— С этим что делать? — спросил чернобородый.
— С этим? — Эвдор поскреб пятерней щетину, — как звать-то тебя?
Квинт молчал.
— Да скажи уже, дурень! — рявкнул Аристид, — тут-то чего уперся?
Префект посверкал глазами, но выдавил из себя:
— Зови Севером.
— Север. Congruentis nomen[86]
.Квинт резко вскинул глаза на улыбающегося пирата.
— С твоей смерти, Север, мне никакой выгоды не будет, я вовсе не так кровожаден, как ты, наверное, подумал. Но и здесь ты мне совсем не нужен. Так что, прыгай-ка за борт, подобру-поздорову. Боги попустят, догребешь до берега. До него видал, рукой подать. Стадии четыре будет. Может, еще свидимся.
Квинта отпустили, и он попятился к борту, стянул поддоспешную кожаную безрукавку с полосками-птеригами, свисавшими вокруг бедер и на плечах. Кожа намокла и изрядно стесняла движения. Север повернулся к борту. Его толкнули в спину, но он удержался на ногах, перелез через борт и прыгнул. Пираты гоготали ему вслед, но недолго. Их вожак быстро угомонил веселье и акат, влекомый слитными взмахами весел, побежал на север.
Префект плыл к берегу. Мысли его путались от пережитого, но сейчас важно было только одно: добраться до суши. Что он будет делать дальше, один, без оружия во враждебной стране, без денег, почти голый, он пока не представлял. Он подумает об этом после. Когда доберется о берега.
Глава 12
Ему было тридцать два года. Кое-кто в таком возрасте еще остается большим ребенком, проматывающим на пирах отцовское состояние, не заботясь о завтрашнем дне. А кто-то уже зрелый муж, повидавший столько всего, что не каждый старик мог бы похвастаться подобным жизненным опытом. В тридцать два Великий Александр закончил свою земную жизнь, завоевав половину Ойкумены. Говорят, он стал богом. Может и так. Латир и его приближенные из кожи вон лезли, стремясь произвести на заморского гостя впечатление. Устроили ему экскурсию к золотому саркофагу. Обставили все театральнее некуда. И все чего-то суетились вокруг, потрясая париками, размалеванные, как дорогие детские куклы. Все заглядывали в глаза: "Ну как, впечатлился? Проникся? Ощутил на себе давящий взгляд Божественного, незримо присутствующего?"