Орнуэл. Восход Алой Луны

– Бестолковое отродье! – граф неожиданно прытко схватил юношу за ухо и грубо ткнул носом в два красных пятна. – Каждая капля, – закричал он, – каждая капля этого вина стоит больше чем твоя жизнь, скотина! Мне привезли его из самой Империи. Во всем свете не более пятидесяти бутылок, а ты смеешь пролить две капли на скатерть, принадлежавшую еще моему отцу, а до него моему деду?!

Голос Фарона сорвался, и он отпустил слугу, который поспешил выбежать из комнаты, пока склочный господин не вспомнил о наказании. Граф перевел дыхание и тяжело упал на огромное кресло, вытащив из кармана меховой мантии дорогостоящий шелковый платок с гербом и вытерев им выступивший на одутловатом, дряблом лице и покрытой старческими пятнами лысине пот. Затем он плюнул на платок и несколько минут усердно тер им въедливые винные пятна, только увеличив их в несколько раз. Его движения казались то слишком медленными, то излишне быстрыми, дерганными и нервными.

Фарон хрипло выругался и поковырял изъеденную оспой будто молью небритую толстую щеку.

– Я распоряжусь, чтобы мальчика выпороли. Десять плетей будет достаточно, – раздался грубоватый женский голос.

– Да-да, шериф, выпороть его… Двадцать плетей! И пусть возьмут самую тяжелую нагайку на конюшне!

– Я распоряжусь, – безучастно повторила шериф Тейлгрим.

Граф поманил свою подручную и указал пальцем на скомканное письмо. Пока та читала, он недовольно пил бесценное вино из своего золотого кубка, причмокивая губами будто знаток и пристально наблюдая за жестким, словно выточенным из камня лицом женщины. Вскоре шериф поставила свечу на стол, вернула письмо Фарону и по-военному выпрямилась, готовая выслушать приказ.

– Это наглость! – граф гулко поставил кубок на стол, выплеснув часть содержимого на скатерть и даже не обратив на это внимание. – Этот бастард отказывает мне в титуле герцога! Мне, кто вот уже четыре года один оплачивает эту скудоумную войну! А какая прибыль? Почему эти обленившиеся, тупые солдаты никак не возьмут мечи за нужный конец и не разграбят пару имперских деревень? Да если бы не мое золото, они воевали бы палками и жрали желуди словно свиньи!

Шериф кивнула. Будучи правой рукой графа, это было ее обязанностью, подтверждать каждое его слово. Рейвен Тейлгрим почти всю свою жизнь, большую из своих тридцати семи лет часть провела на службе. Она помнила одни лишь казармы, изнурительные походы да бесконечную череду смертей, научившую ее не перечить приказам. Разумеется, она часто задумывалась над ними, в последние месяцы даже чаще обычного, но никогда не смела перечить. Она была солдатом внутри и солдатом снаружи. Прямой подбородок, выпирающие скулы и узкие ноздри, даже нависшие над грязно-зелеными глазами бровные дуги, почти скрывшие веки, соответствовали характеру человека, чьей привычкой было беспрекословно подчиняться любому приказанию, каким бы жестоким и бессердечным оно ни было. Даже свои темные волосы с рано появившейся проседью она каждое утро собирала в тугой узел на затылке, чтобы ни одна прядь на попадала на глубоко запавшие глаза и не помешала в возможном бою. Все же, несмотря на многие недостатки внешности, Рейвен Тейлгрим все равно не вызывала отвращения, даже напротив, при взгляде на усталое, измученное борьбой между собственной совестью и солдатским чувством долга лицо шериф вызывала у встречного невольную жалость.

– Ты прочла, что этот бастард пишет в конце? «… прошу Вас, уважаемый граф, ссудить Нам, Вашему принцу-регенту, следующие сто золотых монет для поддержания армии.» Сто золотых, глазам не верю! Лучше бы этого бастарда убили как и его отца… – он сморщил свое толстое лицо, став похожим на рассерженного хряка в дорогом платье. – От той, кто служил с этим святошей де Маззаром, все равно не добьешься путного, но я все же спрошу тебя, шериф – что мне делать теперь?

Шериф Тейлгрим задумалась. Она научилась терпеть мерзкий высокомерный характер своего господина и почти уже не обращала внимания на его нападки. Усталая женщина действительно долгое время служила бок-обок с Эрнестом де Маззаром – сначала в составе Серебряных стрел, а после здесь, в Авере, став при нем шерифом. Когда де Маззар вошел у принца-регента Магнуса в немилость и сменился Руфусом Фароном, Рейвен Тейлгрим осталась при должности, с ледяной стойкостью оборвав все связи с опальным графом – она всегда ставила долг превыше дружбы и даже любви. Фарон, в свою очередь, долго сомневался в верности своей помощницы – до тех пор, пока она не спасла его от покушения. С тех пор граф доверял ей все тайны своего дома. Именно шериф Тейлгрим собирала от имени графа налоги, проводила суды и выносила вердикты, передавала приказы графской армии и флоту, а также договаривалась с пиратами, разбойниками и контрабандистами, работавшими на Фарона. Хотя последнее и не входило в типичные обязанности шерифа, для Рейвен Тейлгрим оно стало частью повседневной рутины.

– Я дала бы принцу Магнусу деньги. Может, после смерти императора Вален ослабнет, и тогда…