Ороро

Дни ринулись сплошным потоком, не оставляя времени на горести и неприятные мысли – слишком много было хлопот. Ороро часто ходил с Ингрэмом в деревню и знал теперь о людской культуре больше, чем мог прежде представить. Например, узнал, что у людишек не было единой религии: Мэриэль таскала угощения старому дереву в поле в ночь полной Зельды, Юки же, застав Ороро в таверне за ее книгой про древних богов, заявила, что Мэриэль не должна учить ребенка лже-религии, и что правильная религия одна – людей Востока, та же самая, что у шэйеров о круговороте душ.

– Хм, – изрекла она. – У тебя черные глаза, Ороро, твоя душа в прошлой жизни жила в теле тэйвера.

«Она и сейчас там живет», – подумал Ороро, с интересом слушая заспоривших женщин.

Он узнал, что в самый жаркий день лета (на самом деле жарких дней было много, и Ороро не взялся бы утверждать, был тот день жарче или нет) после того, как заканчивалась уборка сена, начинался праздник с играми, песнями, танцами, и люди были непривычно нарядные и даже красивые.

Веселье началось с раннего утра, и когда Ороро и Ингрэм добрались до деревни, шло уже полным ходом. Главная улица пуще прежнего была заставлена прилавками с разнообразной снедью и вещицами, разукрашена лентами и яркими тканями. Приехали жители соседних деревень, и такую огромную толпу людишек Ороро увидел впервые в жизни. Он успел немного испугаться, прежде чем Ингрэм взял его за руку и негромко сказал, что они могут уйти в любой момент. После этих возмутительных слов Ороро расслабился, расправил плечи, отдернул руку и заявил, что намерен как следует повеселиться. Праздник захватил его, и, даже вымотавшись к вечеру до предела, он упрямился и уговаривал Ингрэма остаться еще чуть-чуть, тоже спеть, ну пожалуйста! и Ингрэм пел, и уже не ожидавший этого Ороро таращился на него и не мог наслушаться, а раскрасневшаяся Мэриэль размахивала кружкой хмельного напитка и хохотала, что он о папке своем ничего не знает. Ингрэм и танцевать умел и показал, как надо, и развеселился даже и заулыбался по-настоящему, и тоже неожиданно стал красивым и совсем не старым.

После заката люди зажгли костры вдоль реки и пели песни до самых петухов. Ороро выбился из сил, поддерживая оборот, и Ингрэм на руках понес его домой. Ороро чуть не плакал от досады – уж очень хотелось послушать еще песен! У опушки на границе леса Ингрэм остановился. Ороро вернул свой облик и едва не упал в обморок. Его стошнило съеденными пирожными, было до слез обидно. Задумчивый Ингрэм расстелил на земле свою легкую накидку и устроился на ней, оставив свободное местечко. Приведя себя в порядок, Ороро плюхнулся рядом. Отсюда слышались песни и виднелись у деревни и у реки танцующие огни.

Ороро не помнил, как заснул и попал домой. Это было в первый раз, когда он ни разу за весь день не подумал о поиске Двери и Нижнем мире и, поняв это следующим утром, вдруг испугался непонятно чего.

Он узнал, что в человеческом народе понятие «семьи» обладало более широким значением и включало в себя не только кровных родственников, но и друзей. Если так, мрачно думал Ороро, то у Ингрэма вся деревня – одна большая семья. Он был человеком толковым, не бросался словами почем зря и мог бы с легкостью прийти в деревню жить, и людишки были бы этому только рады. Но Ингрэм не хотел. А Ороро с вопросами не лез – а ну как передумает, кто же потом ему Дверь будет искать?

Дверь искать шли привычно по вечерам. Ингрэм определял с крыльца, есть сегодня Дверь в лесу или нет. Чаще всего вечер был насмарку, и Ингрэм опускал дрожавшие от усталости руки и утешающе ерошил Ороро волосы.

А еще он заваливал тэйверенка работой.

«Ух, Дверь, ты только появись! Я тут же в тебя прыгну, чтоб ноги моей здесь больше не было!» – сердито думал Ороро. Он узнал от деревенских ребят, что прибираться в доме и трудиться в огороде – это скучная и грязная работа, и теперь праведно негодовал. Раньше он и помыслить не мог, что ему придется заниматься такими недостойными делами! На это были слуги!

«Дай попробовать, дай мне, я хочу попробовать!» – канючил он, напрочь позабыв о своих обидах, когда Ингрэм делал что-то интересное. Что-то интересное он делал постоянно, а ничего не делал лишь когда ел, читал свои бумажные вестники и спал.