Ороро

Он почти наколдовал, но с новым вдохом все снова рассыпалось – Ингрэм встал рядом, неотрывно смотря на Энис. Хорей, тяжело дыша, швырнул ее под ноги и обнажил меч. Ороро, бросив попытки не чувствовать кровь в воздухе, попытался еще раз пробить сеть, с досады ударил по ней кулаком.

– Это бесполезно, – сказал Хорей. – Как я уже говорил, я готовился к нашей встрече. Тебе не пройти через эту ловушку. Весть о том, что полукровка-тэйвер, несколько лет назад безнаказанно убивший людей, нашел способ открывать Двери в любое место, несомненно, взбудоражит магическое общество.

Хорей подошел к ловушке вплотную. Глядя только на Ингрэма, он склонил к сетке лицо и негромко доверительно сказал:

– Все, кто помогает ему, будут считаться сообщниками, а потому их надлежит проводить в рудники на пожизненные работы – к чему впустую растрачивать жизни? Оказавших сопротивление надлежит немедленно уничтожить. Как эту женщину.

Он указал мечом на Энис.

– Она ничего не сделала, – дрогнувшим голосом сказал Ингрэм. – Не тронь ее.

– Что? – Хорей притворно приложил ладонь к уху. – Я не расслышал.

Ингрэм медленно подошел совсем близко к барьеру. Пока он тянул время (хотя вряд ли задумывался об этом), Ороро, подавив порыв оттолкнуть его назад, сосредоточился на новой попытке сколдовать.

– Можешь расправиться со мной, – продолжал Ингрэм, – но не смей трогать невинную женщину.

– Так ли она невинна, какой кажется? Зелье правды раскроет истину в суде, а до тех пор ты прав, пожалуй, я сохраню ей жизнь. Будь благодарен мне за это, а теперь – исполни то, ради чего я оставил тебя в живых.

Хорей молниеносным движением достал небольшой кинжал и швырнул его в Ингрэма. Тот успел среагировать и отшатнуться, но удар достиг своей цели. Ингрэм попятился, тяжело дыша. Ороро, с чувством, будто небо меняется местом с землей, подскочил к нему, помог сесть.

Мир пульсировал, разрывался от безвыходности ситуации. Ороро не мог сделать ничего, даже пустячковую царапину – и ту не мог исцелить, что уж говорить об этой ужасной ране!

Он потрясенно перевел взгляд на свои руки, испачканные кровью Ингрэма.

Кровью пропитался воздух, запах крови забился в ноздри, зов ее туманил обзор перед глазами, все мысли были только об одном – кровь.

Посеревший Ингрэм прижал руку к груди, к кинжалу, попытался вытащить.

– Нет! – крикнула Энис, освободившаяся от кляпа. – Ингрэм, не трогай! Эй, шмаков ублюдок! Немедленно освободи меня! Я еще могу его спасти!

– Заткнись, дрянь. Тебя будут судить по всем правилам, а до тех пор – лучше прикуси язык.

Частью сознания Ороро уцепился за последние слова Энис, но всем своим существом мог желать сейчас лишь одного.

– Ороро, твои глаза, – помолчав, сказал вдруг Ингрэм. – Так вот как это бывает.

– Да, так было и с моей дочерью, – сказал Хорей. – Я хотел тебя прикончить, да малость промахнулся. Но так даже лучше получилось. Ты дорог этому проклятому полукровке. Быть может, перед своей смертью он поймет, каково было мне, когда он отнял у меня мою дорогую девочку.

Время словно скакнуло, и Ороро вдруг обнаружил, что вгрызся клыками в окровавленную руку Ингрэма. Он в ужасе распахнул глаза, попытался отодвинуться, но лишь вжался еще больше да прикусил поудобней.

Мир сузился до размеров этой руки, да мешка с мясом, к ней прикрепленного. Кровь гулко выстукивала под кожей – он чувствовал это кончиками пальцев и размазывал ее, липкую, вкусную. Она обильно и горячо обволакивала язык, стекала по глотке, по пищеводу вниз, можно было даже ощутить ее путь – тонкая сладкая струйка, от которой аппетит лишь разгорался сильнее. Он жадно глотал больше, больше, больше этой чудесной крови. Он никак не мог понять, почему перед глазами все расплывалось.

– Орохин! – крикнула какая-то женщина. – Остановись! Это же Ингрэм! Ты ведь так хотел его спасти!

О. Он плакал.

Это удивило его настолько, что он в недоумении остановился. Облизал перепачканный рот. Драгоценная кровь стекала по безвольной руке, которую он кусал. Какое расточительство. Он уже намеревался продолжить пиршество, как вдруг раздался тихий голос добычи:

– Эй, Ороро.

Голос был знакомым, и почему-то казалось важным вспомнить что-то, связанное с этим. Нарастала далекая смутная тревога – все сильнее и сильнее, чем больше проходило времени. В действительности времени проходило совсем немного – оно привычно замедлялось, вернее, это он был слишком стремительным. Он сам за собой не успевал – той своей частью, которая бодрствовала, когда он спал. Он знал немногое, но этого было достаточно и к большему он не стремился – зачем? Вся суть его в ином, все прочее – не он, но коль уж он здесь, намеревался сполна насладиться и насытиться, для чего же еще он был?

И все же…