Оруэлл: Новая жизнь

Это важное письмо, потому что обычная напускная беззаботность о его здоровье скрывает или не скрывает глубоко укоренившуюся тревогу при мысли о том, что роман может не увидеть свет, причем такого масштаба, что Оруэлл готов скорее уничтожить его, чем опубликовать в несовершенном виде. Он продолжал восстанавливать силы, подбадриваемый сообщениями об успехах Ричарда ("Я не смогу увидеть его снова, пока не буду неинфекционным, но недавно я сфотографировал его и увидел, как он вырос", - сказал он Салли Макьюэн), время от времени писал книжные обзоры для Times Literary Supplement, Observer и Manchester Evening News и следил за ходом работы над единым изданием - даже если, как он сетовал Селии, было "грустно" перепечатывать старые книги, а не выпускать новую. Ему не терпелось встать с постели, "вернуться домой и пойти на рыбалку", но он также остро осознавал, что с ним сделали серьезная болезнь и несколько месяцев вынужденного безделья. В письмах, которые он писал друзьям и коллегам по работе, удовлетворение от того, что он смог приступить к пересмотру "Девятнадцати восьмидесяти четырех", чередуется с постоянным ощущением своей физической ограниченности. Роджеру Сенхаусу он сообщал, что способен работать всего час в день; Астору он признавался, что "страшно слаб и худ". Тем не менее, то, что он успел закончить, не потеряло своей силы. В журнале New Yorker была опубликована сокрушительная статья о романе Грэма Грина "The Heart of the Matter", в которой он скальпелем ударил по некоторым предположениям Грина о католицизме и обвинил его в том, что тот считает ад "ночным клубом высшего класса".

В середине мая он написал еще одно из своих характерных - и характерно откровенных - писем совершенно незнакомому человеку. На его совести, - уверял Оруэлл миссис Джессику Маршалл, - то, что вы однажды прислали мне горшок джема, за который я вас так и не поблагодарил". Далее следует огромный бюджет новостей: Смерть Эйлин; успехи Ричарда ("невероятно здоров"); его выздоровление после болезни ("Им, очевидно, удалось убить инфекцию, но, конечно, потребуется много времени, чтобы поврежденное легкое зажило"); литературные мнения об ужасности Пристли и превосходстве автобиографии Осберта Ситвелла, которую он рецензирует для "Адельфи"; заметки, которые он делает для эссе о Гиссинге. На полпути написания письма он рассказывает, что остановился, чтобы прогуляться по территории больницы: "Я очень запыхался, фактически я не могу пройти более 100 ярдов без остановки на мгновение". Зачем Оруэлл составил этот манифест своей недавней деятельности в пользу женщины, которую он никогда не видел и чей последний контакт с ним, судя по высказываниям об Эйлин, состоялся более трех лет назад? Ответ, похоже, заключается в том, что он отчаянно хотел кому-то выговориться, и сравнительная анонимность его корреспондента подтолкнула его к откровениям, которые никогда не были бы доверены близкому другу. "Я был довольно расстроен все военные годы", - предлагает он в какой-то момент в качестве оправдания того, что не ответил на ее письмо, а затем умолкает - крошечный взгляд через полуоткрытую дверь на душевный мир, в котором он, похоже, обитал между 1939 и 1945 годами и о котором больше никогда не упоминал.

Его состояние определенно улучшалось. В конце мая он сообщил, что ему стало "намного лучше, и уже некоторое время они не могут найти во мне никаких микробов". Врачи не назвали точную дату его выписки, сказал он Селии, но август выглядел вполне возможным; еще лучше, если ему не придется посещать больницу амбулаторно, и он сможет вернуться в Юру. Впоследствии мистер Дик решил, что сможет покинуть Хэйрмирес 25 июля. Даже Оруэлл, похоже, понимал, что это не карт-бланш на возвращение к прежней жизни. Он понимал, что ему придется долгое время оставаться полуинвалидом, сказал он Леонарду Муру: "Возможно, до года, но я не возражаю, так как уже привык работать в постели". Уорбург, которого Сенхауз держал в курсе прогресса Оруэлла и работы над "Девятнадцатью восемьюдесятью четырьмя", решил подбодрить его. Он был рад услышать о правках, писал он в середине июля, поскольку это было "далеко и далеко не единственное дело, к которому можно приложить силы, когда есть жизненная энергия". Все, что Варбург слышал о романе, заставляло его верить, что он станет сенсацией. Для этого было очень важно, чтобы Оруэлл понял, где лежат его приоритеты. "Его не следует откладывать на рецензии и прочую работу, какой бы заманчивой она ни была, и я уверен, что она принесет больше денег, чем любая другая деятельность". Уже зарождался график публикации: редактирование к концу года, публикация осенью 1949 года. "Но с точки зрения вашей литературной карьеры очень важно закончить ее к концу года, а если возможно, то и раньше", - убеждал Варбург. Самый насущный вопрос так и остался невысказанным в воздухе между ними. Казалось, что звездный автор Secker & Warburg пишет шедевр. Но доживет ли он до выхода книги в печать?