Что думал Оруэлл о подземной стороне Саутволда, не сохранилось, но он определенно был способен общаться с пожилыми людьми города на их собственных условиях. Отец Денниса Коллингса, доктор Дадли Коллингс, MB, MRCS, LRCP, с которым он ходил на рыбалку, был местным врачом. Другими друзьями в этом районе были мисс Фанни Фостер, которая позже стала мэром города, и миссис Карр, которая жила на центральной улице и одалживала ему книги. Он был в хороших отношениях с местным дворянством - Боггизами, которые владели землей, примыкающей к разрушающимся скалам в Истон Бэвентс в миле вверх по побережью, Лофтусами, чей отец Пирс был директором пивоваренного завода "Аднамс", и семьей Фокс (по словам одного из союзников Саутволда), чей сын Тони, биржевой маклер, основал благотворительный фонд с целью обеспечения жильем местных жителей, а не превращения их в дома отдыха: В городском музее хранится экземпляр "Бирманских дней" с дарственной надписью Тони Фоксу. Ни одна из этих привязанностей не свидетельствует о том, что Оруэлл был членом буржуазии Восточного Саффолка; они просто показывают, что скромная жизнь восточно-английского города была той средой, в которой он мог иногда чувствовать себя как дома.
Точно так же, были и худшие места для проведения времени, чем дом Блэра. Если для Оруэлла Саутволд был просто несколько тесным домиком с террасой в ста ярдах от Северного моря, в котором он мог сидеть и работать над отчетом о своих парижских подвигах, то для трех внуков Иды и Ричарда Блэр, Джейн, Генри и Люси Дейкин, это было почти волшебное место, миниатюрный мир тяжелой мебели из красного дерева, шелковых занавесок и домашнего уюта, собак на свободе в ухоженном саду, бабушки и тети, завтракающих в постели чаем "Эрл Грей" и тостами, намазанными "Джентльменс релиш". Генри вспоминал, что до подросткового возраста он "мечтал поехать к бабушке и дедушке в Саутволд". Для его сестры Джейн, которой на момент возвращения Оруэлла из Франции было почти шесть лет, "Блеры были домом. Я считала свою бабушку чудесной женщиной". Дядя Эрик - теневое присутствие в этих воспоминаниях, не совсем там, отстраненное от приливов и отливов семейного общения. Весной 1930 года он остановился с Марджори и ее семьей в Брамли на окраине Лидса, где Хамфри только что начал новую работу на гражданской службе. Пока дети находились под впечатлением от неустанного стука пишущей машинки, доносившегося из гостевой спальни, их отец воспользовался случаем и посоветовал своему шурину "найти нормальную работу". Хамфри, сопровождавший Оруэлла в веселый местный паб для рабочего класса, был поражен его неспособностью воспользоваться предлагаемыми социальными удобствами: "Он обычно сидел в углу... похожий на смерть".
Мозаику жизни Оруэлла в первой половине 1930 годов, как известно, трудно восстановить. Сохранилось мало писем: есть длинные отрезки времени, в течение которых его спур - в буквальном смысле - невозможно отследить. Все, что можно сказать с уверенностью, это то, что он усердно работал над своей книгой под названием "Дневник Скаллиона", которая на определенном этапе была предложена Джонатаном Кейпом и отвергнута им, а также выступал в качестве рецензента на книжных страницах "Адельфи". В майском номере, например, его можно было найти оценивающим биографию Мелвилла, написанную Льюисом Мамфордом ("Тот, кого не тошнит в присутствии силы, всегда будет любить Мелвилла, и тот же тип читателей также поприветствует книгу мистера Мамфорда за его восторженную похвалу, а также за его проницательность"); В августе он всерьез оспаривает мнение Эдит Ситвелл о Поупе как о романтике, "раздающем огромные музыкальные глубины", делая мисс Ситвелл обратный комплимент: "Ее английский причудлив и, надо заметить, драгоценен, но в ее любви к звучным словам ради них самих есть своя прелесть.' Он также совершал путешествия, которые составили вторую половину того, что стало "Down and Out", в Париж и Лондон. Чтобы поддержать оба этих занятия, ему нужны были деньги, и большинство подсказок о его местонахождении в это время связаны с работой на полставки, которую ему удалось найти.