Оружейник Кейд

— Я знаю, что это правда. Правда. Когда говоришь правду, всегда так получается. Я назвала своего зятя жирным боровом, и он ударил меня по губам. Я сказала дочери, что она нерадивая, ленивая дрянь, и она тоже ударила меня по губам. Это всегда так случается… когда говоришь правду.

Злость снова начинала закипать в душе Кейда. Ярость — это грех, уговаривал он себя. Оружейнику подобает держать себя в руках. Он залпом опрокинул в рот остатки сидра, вытер губы тыльной стороной ладони и взглянул на старуху. Та продолжала возиться с ключами. Теперь ее бормотание превратилось в нечто нечленораздельное. Кейд наклонился, чтобы поставить кружку на пол, но тут голова закружилась, и он рухнул, словно подкошенный.

Он сразу не сообразил, что произошло, и ужаснулся такому глупому и никчемному исходу. Он, Оружейник, умирает, отравленный старой болтливой идиоткой! Он потянулся было за оружием, но рука к его удивлению наткнулась на пустой пояс. Он поднял взгляд на старуху, она стояла рядом, довольно улыбаясь: растянутые губы обнажали черные пеньки сгнивших зубов. В скрюченных пальцах она держала оружие. Его оружие!

В какую-то долю секунды он ощутил, как постыдный ужас захлестывает сознание. Вот сейчас она выстрелит… Но нет, лучше умереть, пусть мучительно и позорно, но умереть, а не пережить собственное бесчестие и с этим страшным клеймом навсегда распрощаться с Орденом.

Но старуха и не собиралась стрелять. Она спрятала оружие за пояс длинной юбки и визгливо расхохоталась. Потом сорвалась с места и, приплясывая, поскакала по ступенькам: вверх–вниз, вверх–вниз…

— Я тебя обманула! — визжала она. — Я всех обманула! Я обманула свою неряху дочь и ее жирного муженька. Я и не хотела уходить с ними! — она остановилась, ее визгливый хохот превратился в отвратительное похрюкивание.

Она подошла к полуразложившемуся трупу, подхватила его и дюйм за дюймом потащила по лестнице. Все это Кейд видел, как в тумане. Перед глазами плавала мутная дымка. Ему хотелось вскочить и раздавить эту грязную тварь одним ударом. Но он не мог даже пошевелиться. Через секунду и сознание начало уплывать. Погружаясь во тьму, ему показалось, как морщинистое лицо мелькнуло у самого его носа.

— Мне нужен был Воин, сэр! — визгливый голос старухи плыл по пустому подвалу, эхом раскатываясь в воздухе. — Мне очень нужен был Воин. И теперь он у меня есть!

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Ярость… ярость… она билась пульсирующей болью, завладевая всем его существом, вытесняя из сознания все остальные чувства и эмоции Ярость — это грех. Но вся его нелепая смерть была одним сплошным грехом.

Кейд тяжело вздохнул, не без горечи ощущая, что ему все еще хочется жить. Но его окутывала страшная тьма, непроглядная и неведомая, а тело было совершенно чужим, неподатливым и непослушным.

Как он мог прийти к такому бесславному, бессмысленному концу? Он — надежная опора Императора! Бывалый Оружейник, который всегда жил по законам и канонам Клейн–дао и исполнял службу подабающе своему положению. Как он мог допустить такой позор!?

Ему хотелось закричать от боли и обиды, но губы, словно покрытые льдом, предательски молчали. Он не мог выдавить из себя ни слова протеста. Даже собственное тело предало его.

Тело, но не горячее сердце Оружейника. Оно по–прежнему билось, билось горячо и отчаянно, разгоняя ярость по артериям и заставляя сопротивляться нелепому концу, который ждал его впереди. Нет, ярость — это грех. Кейд усилием воли заставлял себя подавить это отвратительное чувство, словно дубинкой загнать его внутрь и уничтожить Смерть Оружейника, какой бы она не была, нельзя назвать нелепой и никчемной. Оружейник идет туда, куда направляет его властная рука Императора. Он исполняет свою службу, и если исполняет ее, как подобает, то любой грех бежит перед ее лицом.

Эта ясная и простая мысль скользнула по сознанию молнией, заставив по–иному взглянуть на все, что с ним произошло. Уродливое лицо смерти исчезло. Теперь Кейд думал только о том, удалось ли ему выполнить свое предназначение. Служба — вот что главное. И если смерть пришла к нему, он должен встретить ее лицом к лицу, не отворачиваясь, и не отводя взгляда, как и подобает настоящему Оружейнику. Кейд вдруг почувствовал уверенность в себе и умиротворение. Он как бы нашел свое место в этом мире, и уже ничто другое его не волновало.

Ярость и мирская тщета — лишь испытания, посылаемые ему перед очистительным концом.

Кейд взглянул на уродливое лицо, нет, это была не маска смерти. Морщинистая старушечья физиономия. Сердце забилось с удвоенной силой. Значит еще не конец? Значит ему еще предстоит жить и бороться?! Сознание прояснилось до конца. Он увидел перед собой еще одно лицо: молодой красивой женщины. Оно склонилось над ним так низко, что дыхание коснулось щеки.

Он жив, а значит еще есть надежда. Мертвые губы ожили, он заставил их двигаться:

— Тщета — это грех! — медленно прошептал он в пустоту.

— Отлично, — тут же откликнулась девушка, но не ему, а той старой карге, которая стояла рядом. — А теперь оставь нас. Тебя ждут в соседней комнате.