Оружейница

— Что? Решила тоже спать голышом?

— Ага, — Настя улеглась на свою половину кровати и стала рассматривать и поглаживать бугорок чуть пониже пупка.

— Любуешься.

— Ага, — Наська вдруг схватила мою руку и приложила ее к бугорку.

Я ощутила слабые толчки внутри нее… и почувствовала, что мое лицо помимо воли приобретает абсолютно блаженное выражение!

— Здорово! Да! — Настена перекатилась на бок и, уткнувшись мне лицом в плечо, быстро и взволнованно заговорила: — Саш, я все сделаю как надо! Я ее выношу и рожу, пусть будет тяжело и больно! Я ее выращу хорошей! Ты мне веришь?!

Я погладила ее по мелким темно-коричневым кудряшкам:

— Конечно, верю! А потом, когда твоя мамочка сама залетит, ты будешь учить меня, как вынашивать и рожать ребенка, — оценив юмор ситуации, Настя уткнулась мне в подмышку и захихикала.

— Конечно, буду! А ты крепко веришь в Сережу?

— Да! Конечно, верю!

Несколько минут мы лежали молча. Я про себя оценивала весьма своеобразный юмор ситуации, в которой очутилась. В двадцать три года стать приемной матерью, безо всяких скидок и послаблений, для четырнадцатилетней девочки, которая сама через пять месяцев родит ребенка. Да-а, это не тот опыт, к которому меня готовила предыдущая жизнь. Но ничего — «мы на танке, мы прорвемся»!

Настя завозилась у меня под мышкой и напряженным голосом спросила:

— Саш, можно спросить?

— Спрашивай…

— Саш… вот вы с Сережей любите друг друга… а можешь мне рассказать… ну как это… между парнем и девушкой, когда они любят…

Я смотрела на нее и думала, что не получится этот вопрос «на кривой козе объехать» или отослать ее к книжкам и фильмам, пусть и специфическим, слишком страшным был ее первый женский опыт. Так что придется отвечать! Я мысленно попросила прощения у Сережи за то, что впускаю в наше самое сокровенное кого-то третьего, но для будущей жизни этой девочки мои ответы важнее, чем сохранение наших тайн, а ведь говорить придется без недомолвок.

— Знаешь, малыш, если одним словом назвать то, что происходит между мужчиной и женщиной, когда они любят друг друга, то это слово будет — волшебно!

Я подгребла Наську поближе и стала рассказывать. Настя то и дело беззвучно ахала и темнела, но я рассказывала ей все, иногда даже показывая прямо на ее теле. Когда я закончила свой не слишком долгий рассказ, было видно, что она впитала его как песок в пустыне — пролитую воду. Значит, я все сделала правильно.

— Вот так, малыш! Остальное, что тебе необходимо будет знать о работе женского организма, а то в этом ты тоже ни бум-бум, и как мужчине и женщине делать друг другу хорошо, ты узнаешь из книжек, я тебе их дам, как только мы распакуем библиотеку. Еще у меня там на диске есть польский фильм, он называется «102 интимные позы», и я дам его тебе посмотреть.

Наська густо потемнела.

— А может, ты как-нибудь посмотришь его со своим парнем.

Наська потемнела так, что почти не отличалась от чистокровной негритянки, и подергала носом:

— Скажешь тоже…

— Я скажу, а ты посмотришь…

Она хихикнула, а потом уже не напряженным, а просто стесняющимся голосом спросила

— Саш?

— Ну спрашивай.

— Это про вас с Сережей…

— Спрашивай.

— Скажи… ну как… ведь у тебя нет ноги… — Наська опять мучительно потемнела.

Я негромко засмеялась и слегка ущипнула ее за бок:

— Знаешь малыш, мне тут несказанно повезло. Сережа относится к нечастому, но и не слишком редкому типу людей, которые по-английски называются «девоти».

— А кто это?

— Это люди, которых больше привлекает партнер с увечьем.

— Ой, а я думала…

— А он меня любит. Просто эта его особенность для нас, как плюшка. Моя нога, — я пошевелила культей под простыней, — не вызывает у него отвращения, которое надо преодолевать, а слегка подзаводит, — я улыбнулась про себя, вспоминая, как здорово у нас получалось это «слегка».

— А если бы…

— У меня были две ноги? — я пожала плечами, — может да, а может — нет, тут пути господни неисповедимы. Но знаешь, если бы мне предложили сменять Сережину любовь на потерянную ногу, то я бы отказалась, — внутренне я призналась себе, что если бы у меня за Сережкину любовь потребовали бы последнюю ногу — отдала бы не задумываясь!

— Кстати, Нась, если ты думаешь, что у мужиков в отношении целых женщин не бывает здо-о-оровенных тараканов, то ты крепко ошибаешься. У нас на факультете, на третьем курсе, учился один… Сам вроде парень ничего, но если ты не платиновая блондинка метр шестьдесят пять с видом Барби, то для него ты столб с глазами.

Настя скорчила та-а-а-акую рожу…

— А в нашем доме живет один, так у него, хотя сам ростом «метр в прыжке и кепке» и за шваброй прячется, женский идеал — бюст десятого номера и юбка восьмидесятого размера.

Настя затряслась от смеха.

— И самое главное, он этот свой идеал нашел, женился и двадцать лет живут душа в душу, трех дочек сконстролили, все в маму.

Настя, обхватив подушку, забилась в конвульсиях. Внезапно она подхватилась и забежала в душевую, выйдя через пару минут, она обвиняющим тоном произнесла:

— Саша! Ну так же нельзя! Я чуть кровать от смеха не описала!