Оружие возмездия

— Странные мысли у твоего профессора!

— А он и не был профессором. Халат для солидности надевал. Больные врачам привыкли доверять, а не святым. Как наш завотделением с ним познакомился, не знаю. Но старичок тот святым был. Самым настоящим.

Злобин сделал большой глоток чая. Вера всегда подмешивала какие-то травы, каждый раз другие. Сейчас из кружки поднимался мятный запах с примесью какой-то душистой горечи.

«Дурак я, дурак! На сколько себя обокрал. Все боялся, что начнем друг на друга ушатами служебную грязь лить. А оказалось, можно по-людски поговорить о работе так, что на сердце легче становится».

Он накрыл ее пальцы своей ладонью, нежно сжал. Вера посмотрела на него с благодарностью и мягко улыбнулась.

Резкая трель телефонного звонка рассыпала тишину. Злобин болезненно поморщился, словно в кожу впились тысячи стеклянных иголок.

— Черт, не дадут поесть спокойно!

— Андрюша, рабочий день еще же не кончился, — мягко возразила Вера.

Удержала, положив руку ему на плечо, и сама пошла за телефоном.

— Если Дятел, скажи, я уже вышел! — крикнул вслед Злобин. Общаться с прокурором сразу же после обеда посчитал вредным для здоровья. Ничего хорошего услышать не рассчитывал. Самой худшей из новостей могло быть распоряжение передать дело Гусева в областную прокуратуру.

Злобин суеверно сжал кулак. «Господи, помоги! Дай еще сутки», — мысленно взмолился он.

Вера вернулась, неся телефон. Длинный шнур тянулся по полу.

— Какой-то мужчина. Голос незнакомый. Очень мягкий и интеллигентный, — предупредила она, протянув трубку.

Злобин недоуменно пожал плечами. В прокуратуре мягких голосов не было и особой интеллигентностью никто не страдал.

— Слушаю, Злобин, -строгим, «служебным» голосом представился он.

Иногда звук, запах, свет, проникший в сегодняшний день из далекого прошлого, заставляют время остановиться, и оно, словно срикошетив от невидимого препятствия, летит назад, в тот день, что прячешь в самом дальнем уголке памяти.

После первых же слов незнакомца Злобину вдруг почудилось, что травяной отвар в кружке пахнет талым снегом...

ОБРАТНЫЙ ХОД ВРЕМЕНИ

Москва, октябрь 1993 года

Зима в Москве не время года, а сезонное обострение хронической болезни. Озноб, лихорадка и полный упадок сил. И тоска такая, что хоть вешайся. А в голове та же хмарь, что гнилой ватой забила небо.

Этой зимой Злобин с ужасом осознал, что окончательно спился.

Как всякий, кому жизнь прижала хвост, Злобин малодушно списал все на обстоятельства. «А как тут не пить!» — с апломбом заявляет тот, у кого еще хватает ума оправдывать себя. На следующем этапе они уже просто пьют. Молча и по-свински.

Если честно, обстоятельства, в которые попал Злобин вынести в трезвом виде было невозможно.

Перед следственной группой, в которую командировали Злобина, поставили задачу вогнать в рамки закона кровавый бардак у Белого дома и расстрел в Останкине. У историков это получается легче. Сказали победители, что штурм Зимнего дворца и арест законного правительства есть не государственное преступление, а благородный поступок лучших людей России, радеющих за счастье народное, — щелкнули пятками и написали. А у прокурорских мозга иначе устроены: им подавай состав преступления и доказательства вины. Как ни крути, а даже обывателю, далекому от юриспруденции, в этом деле было ясно — виноваты обе стороны. Только президент победил, а парламент проиграл. И теперь победитель приказал оформить сей позорный факт по закону. Наверно, перед потомками стало стыдно.

Средневековые князья для своих разборок, порой тянувшихся по сотне лет, любили привлекать отряды наемников-ландскнехтов. Чужаки не имели личных пристрастий, в дворцовых интригах не разбирались, дрались куда лучше, чем закормленная княжеская дружина, перекупить их можно было только оптом, а это не всякому было по карману. По исторической традиции, на расследование громких дел с явной политической окраской, Генпрокуратура бросала сводный отряд следователей-варягов из провинциальных прокуратур. Для многих это был единственный в жизни шанс получить московскую прописку со всеми вытекающими из нее жизненными благами, поэтому работали не разгибаясь и лишних вопросов не задавали.

А вопросы проклевывались, как гвоздь в сапоге. И не заметить невозможно, и победному маршу мешают. Например, почему единственный труп погибшего внутри телецентра в Останкине лежал в глухом коридоре, куда никак не могла залететь пуля, выпущенная с внешней сторонызда-ния? И на кого повесить трупы, собранные внутри и по периметру Белого дома, если баллистики отстреляли все стволы, захваченные у оборонявшихся, и контрольные образцы не совпадали с пулями, извлеченными из тел погибших? Получалось, что оборонявшиеся ни в кого не попали.