Оружие возмездия

— Наверное. — Карина первой протиснулась между мотоциклом и стеной, прошла дальше по коридору. Включила свет в следующем помещении. Максимов увидел комнату метров в тридцать площадью, со странным сводчатым потолком, словно келья в монастыре. Комната искрилась от белых красок. Стены, потолок, мебель — все было белым. Мебель, правда, состояла из двух огромных мешков, продавленных посередине, низкого столика и стеллажа под потолок. У внешней стены находился невысокий подиум. С потолка свешивалась белая драпировка, свободной волной лежала на светлых сосновых досках. Источниками света в комнате служили светильники в виде белых зонтиков.

— Кто фотограф? — Максимов посмотрел на большие снимки в рамах, развешанные на стене.

— Иван Дымов. Не слышал? — ответила Карина, на ходу расстегивая куртку.

Она прошла в соседнюю комнату. Максимов посмотрел ей вслед. Вторая комната была абсолютно черной. От потолка до пола. Карина включила светильник, конечно же, черный зонтик. И Максимов увидел подиум и черную драпировку. Полотнище было задрано вверх, и под ним, как под балдахином, на подиуме лежал широкий матрас и куча подушечек.

— Ты проходи, я сейчас, только переоденусь! -крикнула Карина из темного угла.

Куртка полетела на матрас, следом тяжелые кожаные штаны шлепнулись на пол.

Максимов крякнул, немного удивленный такой простотой нравов, и отвернулся.

Осторожно опустился на мешок. Оказалось, сидеть на нем чрезвычайно удобно. Такому креслу можно придать любую форму при минимуме физических и финансовых затрат.

Максимов бросил на столик пачку сигарет и зажигалку, повозился, приминая спиной мешок, набитый чем-то упругим. Устроившись, стал осматриваться.

Сначала стеллаж. Рулоны бумаги. Стопки журналов. Длинный ряд глянцевых корешков — альбомы по искусству Полное собрание серии «Искусство фотографии». Несколько разрозненных томов энциклопедии. И неизбежные и неистребимые, как тараканы, покетбуки сестер Марининой — Дашковой — Серовой. Между книг стояли гипсовые слепки, янтарные безделушки и прочая художественная дребедень. Украшением среднего яруса была черная немецкая каска с руническими молниями на боку, криво напяленная на гипсовый череп. На нижнем ярусе располагался музыкальный центр. «Долларов пятьсот», — оценил Максимов. Из фотоаппаратуры он увидел только раритетный «ФЭД» и широкоугольную «гармошку» довоенных времен.

Перевел взгляд на фотографии на стене. Неизвестный Дымов себя любил и результаты своих творческих исканий заключил в дорогие рамки.

«Скромнее надо быть»,-подумал Максимов.

На его вкус. Дымов был хорошим ремесленником. Но не более того. Виды старых зданий Калининграда вполне сошли бы для средней руки настенного календаря. Обнаженная натура...

Максимов всмотрелся. Самый яркий кадр в композиции был посвящен Карине.

Девушка сидела на коленях вполоборота к зрителю. Тонкую шею подчеркивали высоко взбитые волосы, закрепленные на затылке двумя палочками, как у японки. Она закрывалась от кого-то спереди огромным веером из павлиньих перьев, оглядываясь через плечо на зрителя. Снимок вышел бы слишком школярским, если бы не бесенята в глазах натурщицы, напрочь испортившие всю вычурно целомудренную композицию.

Максимов с тонким вкусом искусствоведа отметил, что под кожаным панцирем фанатки ночных гонок скрывается вполне созревшее тело. Тонкокостное и гибкое. Оказывается, между лопатками у девушки находится странная угловатая вязь татуировки, а навстречу ей по копчику ползет маленькая ящерка.

— Павлин-мавлин, — прошептал Максимов, невольно бросив взгляд на стену, за которой все еще шуршала одеждой Карина.

Она вернулась в комнату в майке до середины бедер и в грубой вязки носках, доходящих до острых коленок. Черную майку украшал бледный лик Джимми Хэндрикса.

— Пить будешь, ретроград? — первым делом спросила она.

— Смотря что.

— Смотри, что дают. — Она вынула из-под мешка бутылку «Смирновской». — Сейчас стаканы будут.

Карина приподнялась на цыпочках, сняла с полки два янтарных стаканчика. Дунула в них, поставила на столик. Потом запустила руку за книги, вытащила пачку «Беломора».

Поставила на столик пепельницу из березовой капы.

— Да, забыла.

Она сбегала в соседнюю комнату, вернулась с полдюжиной яблок. Принесла, обеими руками прижимая к груди. Желтые шары запрыгали по столу.

Максимов на лету подхватил одно яблоко. Понюхал. Пахло вкусно — медом и прохладой, как яблоня под дождем.

Понял: это вся закуска, что есть в доме. И благодарно улыбнулся.

Запах яблок напомнил забавный случай из другой жизни. Они, курсанты-раздолбаи, устроили грандиозную пьянку на чердаке учебного корпуса. Никто не попался и с крыши, слава богу, не свалился. Тот, кому положено, ротному, конечно же, настучал. «Закуски было хоть отбавляй — одно яблоко на шесть человек. Хоть в водке не ошиблись. Взяли по бутылке на рыло, — заметил ротный на „разборе полетов“. И тоном умудренного опытом человека изрек: — Запомните, сынки: если влезла в тебя бутылка водки, то закусывать ее надо как минимум теленком!»