Осада, или Шахматы со смертью

На последнем слове он осекается, как будто не может решить — оборвать разговор здесь или все же продолжить еще немного. Словно ищет золотую середину между вежливостью и уместностью. Сомневается и Лолита. Но ситуация начинает чем-то забавлять ее.

— Прошу вас, капитан, наденьте шляпу.

Тот, еще немного поколебавшись, покрывает голову. Сюртук на нем — прежний, потертый, однако сорочка — свежая, новая, тонкого батиста, и белый галстучек повязан по-американски, с торчащими в стороны концами. Лолита улыбается про себя. Чем-то ее умиляет его смущение. Эта чисто мужская неловкость, даже некоторая мешковатость, странно сочетающаяся со спокойным взглядом, живо занимает ее. Ни с того ни с сего, думает она. Да нет, как раз понятно, приходит следующая мысль. Человек его профессии и образа жизни, привыкший к женщинам несколько другого пошиба. Едва ли он имеет навык общения с нашей сестрой как с хозяйкой или старшим партнером. С тем, кто может нанять его, а может — и уволить.

— А вы знаете английский?

— Объясняюсь кое-как.

— На Гибралтаре выучили?

Это вырывается у Лолиты как-то само собой. Бездумно и неосознанно. А зачем, спрашивает она себя, я это сказала? Пепе Лобо смотрит на нее в задумчивости. Зеленые глаза, так похожие на кошачьи, теперь не опускаются под ее взглядом. Он настороже. Недоверчив, как истинный кот.

— Да нет, я и раньше знал. Более или менее. Но правда ваша — на Гибралтаре усовершенствовался…

— Понимаю.

Они все еще смотрят друг другу в глаза, молча и изучающе. Что касается Лолиты, она изучает скорей себя, нежели стоящего перед ней человека. Ее занимает своеобразная смесь собственных ощущений — несколько опасливое любопытство, одновременно и благосклонное, и досадливое. Когда в последний раз она разговаривала с корсаром, тон был совсем иным. Более чем деловой, но, впрочем, могло ли быть иначе в присутствии третьих лиц? Беседа происходила неделю назад у нее в рабочем кабинете. Присутствовали дон Эмилио Санчес с сыном, а речь шла о французской бригантине «Мадонна Диолет», которая после двухмесячных проволочек и благодаря деньгам, попавшим в загребущие руки судейских чиновников, была наконец со всем своим грузом кож, зерна и водки признана законной добычей, то бишь «призом». После уплаты королевской пятины Пепе Лобо получил причитающуюся команде «Кулебры» треть, а из нее, помимо 25 песо ежемесячного аванса в счет будущих трофеев, он по договору имеет право на семь долей. Он же должен распоряжаться средствами, предназначенными для семей тех кто погиб или получил тяжкое увечье во время захватов, — по две доли на каждую, не считая выплаты из общего фонда, созданного для искалеченных, вдов и сирот. Там, в кабинете Лолиты Пальмы, капитан выказал и быстроту соображения, и цепкость ума: тщательно проверил каждую цифру, не упустив ничего, что полагалось его экипажу. Прежде чем поставить свою подпись, изучил все бумаги с методической обстоятельностью, лист за листом. Лолита Пальма догадывалась, что не от недоверия к арматорам, не из опасений, что облапошат, так дотошно Пепе Лобо проверял итог — ту сумму, ради которой он и сто матросы месяцами качаются в замкнутом пространстве своей шхуны, где снаружи — ветер, волны и враги, а внутри — смрад, сырость и скученность. У капитана — крохотный отсек на корме, в каюте побольше, занавесками поделенной на три части, размещены старший помощник, боцман и писарь-баталер, а для всей прочей команды, то бишь подвахтенной смены, имеются парусиновые койки на голой, ходуном ходящей палубе, где нет никакой защиты от ветра и волн. И ежедневно надо пытать судьбу, ожидая смерти от стихии или врага, и ежеминутно быть настороже, ибо старинная морская поговорка гласит: «Одну руку себе оставь, другую королю отдай». И вот, наблюдая за корсаром, покуда тот просматривал и подписывал документы, Лолита убедилась, что хороший капитан хорош не только в море, но и на суше. Еще поняла наконец, почему отец и сын Гинеа так горячо ратовали за Пепе Лобо и почему при такой отчаянной нехватке матросов и, значит, огромном спросе на них экипаж «Кулебры» всегда укомплектован полностью. «Он из той породы людей, — уже давно сказал о нем старый дон Эмилио, — за которых все припортовое бабье готово передраться, а мужчины — отдать последнюю рубаху».

…Они продолжают стоять на улице у входа в книжную лавку. Стоят и смотрят друг на друга. Потом капитан притрагивается к шляпе, обозначая намерение отправиться своей дорогой. Лолита же с недоумением чувствует, что ей не хочется, чтобы он уходил. По крайней мере, прямо сейчас. А хочется, наоборот, чтобы это странное ощущение продлилось. Чтобы подольше не унимался этот непривычный озноб страха, или предчувствия, или слегка будоражащего любопытства.

— Вы не могли бы проводить меня? Мне нужно кое-что забрать. Книги, если говорить точно.