Осада, или Шахматы со смертью

Рядом с Тисоном, крепостной стеной отделенные от бьющего внизу моря, стоят, как всегда, полдесятка личностей, что зарабатывают себе на жизнь удочкой и крючком, разнося улов по харчевням и постоялым дворам. Один из рыбаков — цыганистый малый из Бокете, давний осведомитель комиссара, хоть и был в числе тех, кто три года назад, во время возмущения, волок по улицам генерала Солано, — только что услужливо подсунулся с ведром, где еще зевают и бьют хвостом три порядочного размера рыбины.

— С большим удовольствием вам ее преподнесу, дон Рохелио. И мигом домой доставлю, если скажете.

— Сгинь, Карамильо. Не засти.

Рыбак послушно удаляется, слегка прихрамывая. Похоже, или, по крайней мере, наружно, он не держит зла на комиссара, по вине которого не то семь, не то восемь лет назад одна нога стала у него на полдюйма короче другой. Во всяком случае Тисону сегодня не до рыбы, не до мяса и не до разговоров со всякой шушерой. Чуть больше часу прошло с тех пор, как он имел разговор с губернатором Вильявисенсио и начальником полиции Гарсией Пико. А ведь как хорошо начинался день. Пролистав либеральную «Консисо» и консервативную «Сенсор Хенераль», чтобы понять, чем дышат сегодня ахейцы и троянцы, выпив в «Коррео» свою обычную чашечку кофе, побрившись у цирюльника на улице Комедиа и ни гроша, по своему обыкновению, не заплатив ни там, ни здесь, комиссар совершил плодотворный обход своих угодий и пастбищ. Растянув губы в самой что ни на есть лучезарной улыбке, которая, впрочем, больше пристала бы пробудившейся спозаранку акуле, он посетил два-три заведения, чьим хозяевам по причине кое-каких грешков у них на совести и, стало быть, необходимости поддерживать добрые отношения с властями предержащими помог, не встретив большого сопротивления, облегчить карманы. Очень и очень недурно получить, так вот, за здорово живешь, тридцать песо в одно утро: сотня реалов от торговца скобяным товаром с улицы Пелота, который просил, чтобы его прислуге, вдовой эмигрантке, не выправившей нужные бумаги, разрешили проживать и работать — и оказывать ему, как подтвердили злоязычные соседи, еще кое-какие услуги, — и еще пятьсот — от ювелира с улицы Новена, уличенного в злостной скупке краденого и потому поставленного перед выбором ясным и простым: положить означенную сумму непосредственно в карман комиссару, в случае же отказа рассмотреть дальнейшую, совсем уж неприятную альтернативу, то есть либо уплатить 9000 реалов штрафа, либо на шесть лет сесть в Сеутскую каторжную тюрьму.

Но потом нависли тучи. Хватило двадцати минут в кабинете военного губернатора Кадиса, чтобы, как говорится, скисло молоко в грудях. Комиссар явился к нему вместе с Гарсией Пико доложить о деле, которое из вполне понятной осторожности ни он, ни главноуправляющий не могли доверить бумаге. Не те времена, чтобы рисковать, а чтоб ошибаться — и подавно.

— Пока еще ничего не можем утверждать наверное, — объяснял Тисон, беспокойно поерзывая в кресле перед внушительным губернаторским столом. — Впрочем, шпионаж — дело доказанное, сомнений не вызывает. Но для всего другого нам нужно еще время.

Генерал-лейтенант Хуан Мария де Вильявисенсио, прямо как на молитве во храме божьем сведя кончики пальцев, слушал комиссара. Золотые очки свисали на шнурке, продернутом в петлицу мундира, величественная седовласая голова склонилась так, что брыла закрыли черный форменный галстук Наконец он разомкнул уста.

— Если шпионаж доказан, — сказал он суховато, — надлежит передать виновного в ведение военных властей.

Тисон со всей почтительностью осторожно отвечал, что дело несколько сложнее. Уличенных или подозреваемых в шпионаже в Кадисе немало. Одним больше, одним меньше роли не играет. Однако есть веские основания предполагать, что злоумышленник причастен также и к гибели девушек. Это уже нечто иное.

— Вы уверены?

Комиссар замешкался с ответом едва заметно:

— Вероятность этого очень велика.

— А что мешает получить признание и по этому вопросу? Чего ждете?

— Мы как раз этим и заняты. — Волчьей усмешкой комиссар позволил себе обозначить сдержанное удовлетворение. — Однако новейшие политические веяния накладывают на нас известные ограничения…

С этими словами он полуобернулся к Гарсии Пико, ожидая, должно быть, поддержки с его стороны, однако усмешка его попала в пустоту. Главноуправляющий сидел с непроницаемым лицом и плотно сжатыми губами, явно не намереваясь принимать участие в разговоре и всем видом своим показывая, что его дело — сторона. Причем — не та, на какой комиссар. По виду его было ясно: у него имеются очень серьезные сомнения в том, что политические веяния или что бы то ни было еще могло ограничить Тисона.

— Вы говорите, есть основания считать, что задержанный совершил те злодеяния? — спросил Вильявисенсио.

— Есть, и довольно веские, — отвечал комиссар. — Но некоторые вопросы еще требуется прояснить…

Губернатор устремил на него опасливый взгляд. Взгляд старого пса. Спаниеля, подумал Тисон и внутренне усмехнулся собственной злости.

— Он признался в чем-нибудь?