Осада (СИ)

А в понедельник, ровно в половине десятого, Лаврентий по своим заготовкам взывал к народу, рдея на площади красным галстуком, выбившимся из заколки и подхлестываемым промозглым северным ветром. Ветер гулял по площади, но перекричать Дзюбу ему не удавалось.

– Они должны помнить прежде всего об уважении к своему народу! И неважно, за сколько тысяч километров от Кремля мы находимся. Мы должны показать, что не твари дрожащие, но право имеем, – зачем Надя пихнула в текст цитату из Достоевского, непонятно, но пришлась к месту, толпа забушевала в ответ. Потом подарит Наде джемпер и янтарные бусики. – И мы покажем, обязательно покажем! Пускай власти скрываются за отключениями связи, пускай пытаются отъединить нас от большой земли – не выйдет, господа! Мы вам это говорим! Наше слово вышибет ваши двери!

Толпа заревела восторженно, поддерживая трибуна. Дзюба поклонился в ответ, заводя собравшихся еще больше. А после помчался на следующий митинг, снова разогревал и подзуживал, доводя до умоисступления несколько десятков тысяч человек. В дороге на Луговую площадь, получил послание от Ткаченко: «Смотри не перестарайся. Я тебя предупреждал о крысах – их тут навалом».

Стерев сообщение, Лаврентий подъехал к главному митингу – здесь уже собралось не меньше сотни тысяч человек. Вся площадь была заполнена, едва сдерживаемая ОМОНом толпа, гудела, размахивая советскими и российскими флагами. Кое-где были и флаги ЕС, а так же Японии, ну да без них не обходился ни один митинг этого года. «Мазда» припарковалась на самом краю площади, оцепление было суровым, кроме закованных в броню омоновцев, пожарные машины, броневики, только в подворотнях Луговой Дзюба насчитал сорок автозаков. Но пока милиция силу не применяла, Ткаченко держал слово. Оцепление стояло мирно, спокойно, кое-кто из милиции переговаривался с протестующими. Добрый знак, потасовок и мордобития не будет.

Увидев Дзюбу на трибуне – перед ним как раз закончил выступать, нагнетать обстановку Устюжный – толпа снова завопила, зашлась в диких криках. Будто и не было предыдущего оратора, а все ждали только его. Возможно, так и было. Устюжный пользовался уважением, но последние годы старался на публике не выступать. Никак не мог угодить вкусам. Дзюба подошел к Глебу Львовичу, пожал руку, поблагодарил. Крики, одобрительный свист. Он словно бы получил эстафету от старшего товарища. И повернувшись к собравшимся – нет, надо же сколько их, море, – воскликнул, не обращая внимания на микрофон:

– День добрый, друзья! – толпа немедля ответила ему. – Я рад, что вы пришли в праздник сюда, поверив, что этот день действительно будет добрым. И я в это верю, иначе не пригласил бы вас. Верю и надеюсь, что наше слово не канет даром, – он пошарил глазами по толпе, выискивая телевидение, ну да, вот оно, два микроавтобуса, надо же один принадлежит компании НТВ. Не иначе как Устюжный расстарался. – Не буду в этот праздничный день говорить вам о том, сколь бедственно наше положение. Тише! – он поднял руку, заслышав стрельбу где-то на окраине толпы. И повинуясь его слову и жесту, народ враз замер. И тоже услышал. – Слышите. Даже сейчас нам не дают покоя восставшие. Даже сейчас мы не можем избавиться от них раз и навсегда. А почему? У нас отняли армию, две армии, распылили их по бескрайним степям Украины и Казахстана, по китайской и монгольской границам. И не стало нашей армии. И лишь крохи сейчас пытаются справиться с насевшей на наши головы саранчой. Границы с Китаем как не было так и нет, через нее ежедневно проходит несколько тысяч мертвяков. Но правительство будто не замечает этого. Нет, что я говорю, не замечает. Прекрасно знает. Прекрасно! Но делает все, чтобы знание свое употребить нам во вред. Нас лишили связи с внешним миром, у нас кончаются запасы продовольствия. Фактически, это не им, – он простер руку в сторону затихших выстрелов, – а нам центр объявил войну. И вы знаете почему. Помните. И про то, как расформировывались лучшие воинские части как вместо них перебрасывались едва закончившие срочную службу контрактники. Пацаны, которым и двадцати не стукнуло. Именно они встретили первую волну зомби из Китая – именно они пытались сдержать ее вплоть до Артема – и сколько ж их полегло. В том числе от «дружественного огня» – ах, до чего же мерзкое определение. Авиация не разбирала, где свой, где чужой, тупо исполняя приказ бомбить людские колонны.

Толпа заволновалась. Он умел задеть за живое. Здесь собралось множество беженцев из Уссурийска и поселков, оказавшихся в зоне поражения. Они могли порассказать такое, что лучше не транслировать во всеуслышание.  Устюжный склонился к Лаврентию, напомнил, чтобы он не слишком заводил толпу, подстрекателей полно. Дзюба только плечами пожал