Осада (СИ)

Он спустился вниз, искать оказалось недолго. Рубильник находился на видном месте, в закрытой коробке с красной молнией, на нее наросло столько пыли, удивительно, неужто резервным питанием ни разу не пользовались, ведь столько отключений было на его памяти. Или центру не могли позволить сидеть без света даже при Шеварднадзе?

Бахва опустил рубильник, пустой подвал разом осветился, он стал подниматься наверх. И тут услышал звук заводимого мотора.

Сердце упало, ну конечно же, как же он так. Бахва поспешил наружу, так оно и было, из двора выезжал их «Москвич», в нем находилось человек пять, не меньше. Сверху они успели набросать чемоданы на решетку и теперь газовали, мчась к концу улочки, к первому попавшемуся мосту через Риони, куда подальше. Прочь из города.

Он медленно вернулся. Ругнув себя, остановился, ведь надо же до чего голова перестала варить, когда вошел в центр и увидел весь этот разор, что даже оставил карабин в подвале. Выскочил почти безоружный – ну и чем бы он мог остановить угонщиков, пистолетом Макарова? Ругаясь на русском, как самом приспособленном для этого языке, Бахва спустился в подвал, поднял аккуратно приставленный к стене карабин, вернулся. И тут же столкнулся со скатившимся с этажа Важей.

– Что там случилось? – в этот момент к нему подошли Иван, в безусловном теперь уже сопровождении Мананы. Сестра ступала только на одну ногу, опираясь на широкое плечо русского.

– Машину угнали, – просто ответил он. Важа покачал головой. – Дурак. Моя вина. – Манана положила руку ему на плечо, он стряхнул, недовольный и ей, и, еще больше, собой. Повернулся к Важе. – Ты нашел что без меня?

– Странный диск, вернее, их несколько. Пошли, я тебе покажу.

– Я с вами, – немедленно сообщила сестра оглядываясь на Куренного. Бахва заметил, что ботинок ее вывихнутой ноги расшнурован и снят, а сама сильно опухшая голень тщательно перевязана бинтами, которые Манана совсем не так давно, словно предчувствуя, взяла в разоренной аптеке. Он посмотрел на Ивана, но ничего не сказал. Медленно стал подниматься за Важей. Куренной поднял на руки Манану, понес наверх. Бахва успел отметить, что винтовка Мананы теперь болталась на плече Ивана. И снова смолчал. Просто потому, что не знал, что сказать им двоим.

Они прошли на второй этаж, включенный Важей телевизор заработал, заглотил диск с лаконичной надписью «Репетиция» – таких было несколько и все на перезаписываемых носителях.

Важа включил запись. И замер. Знакомые кадры. Слишком знакомые.

На экране человек в форме абхазского ополчения медленно снимал с голов пленных мешки, стоявшие на коленях, спиной к камере, лицом к унылой кирпичной стене, грузинские ополченцы, оглядывались, жмурясь от слабого света тусклого неба. Хмурые облака, попавшие краем в камеру, грозили вскоре разразиться сильным ливнем. Послышались знакомые слова зачитываемого на абхазском приказа. Важа сжался, он нашел полную версию того, что причиняло ему боль долгие годы. Или чем причиняли ему боль, сейчас уже неважно. Впившись в экран взглядом, он не мог даже сморгнуть, чтобы не пропустить малейшего движения, жеста, слова. Вот сейчас будет произнесено на русском: «Привести в исполнение», – голосом, врезавшимся ему в память навсегда, засевшим в подкорке. Затем некто в абхазской форме рядового, с лицом, закрытым черным платком, начал тыкать в лица пленных автоматом, вдвоем с напарником, тот что-то произносил, только сейчас удалось услышать, что – на смеси русского и абхазского, он в последний раз обругивал пленных перед тем, как дуло автомата коснется щеки или макушки. Те дергались, переживая несостоявшуюся смерть. А следом шла смерть настоящая. Офицер, старший лейтенант, здоровяк, этакий богатырь в новехонькой российской форме, подходил следом к каждому и аккуратно стрелял в затылок. Камера старательно обходила его лицо. Важа дергался от каждого выстрела. Манана отвернулась. Бахва стоял в стороне, стараясь и смотреть и не смотреть на экран. Иван скривился, нервно пожимая руки, будто озябшие в комнате, куда с экрана стекала холодными каплями смерть.

Пленные стукались головами о стену, с каким-то странным деревянным звуком и медленно оседали на посыпанную песком траву.

– Может, быстрее, – попросила Манана. Но Важа отчаянно покачал головой. Иван нервно сморкнулся, отворачиваясь, Бахва подошел к окну. А Важа никак не мог оторваться, все внутри него протестовало, но пересилить себя, он был не в состоянии. Находился точно под гипнозом. И продолжал смотреть и смотреть на падающие тела, подсчитывая не то про себя, не то вслух число умерших. Нет вслух, Манана крикнула ему: «Прекрати!». Он замолчал, но лишь на мгновение.