Осажденная крепость. Нерассказанная история первой холодной войны

В декабре 1922 года закрыли католические церкви Петрограда, а в марте 1923-го в Москве арестовали группу католических священнослужителей и посадили их на скамью подсудимых как «участников контрреволюционной организации церковников». Экзарх русских католиков Леонид Федоров заявил на суде:

— Мы смотрим на советскую власть как наказание Божие за наши грехи.

Прелата Константина Буткевича, который в Петрограде преподавал в тайной семинарии и отказался сдать власти приходские ценности, признали виновным в «сопротивлении Советской власти и ослаблении пролетарской диктатуры». Его расстреляли, что вызвало в мире возмущение как свидетельство очевидного преследования христиан.

Советский полпред в Норвегии Александра Михайловна Коллонтай записала в дневнике 10 апреля 1923 года:

«Правые круги используют нашумевший у нас в Советской республике процесс ксендза Буткевича. Это чисто внутреннее дело и норвежцев не касается, но мировой капитал все использует, чтобы оклеветать первое в мире социалистическое государство…

Чичерин писал мне и настаивает, чтобы мы сумели дать действительную картину интриг ксендза и объяснить, чем вызван процесс. Но наши доводы и разъяснения затуманиваются враждебной нам прессой. Общественное мнение норвежцев, да и всей Европы, ловко клеветнически и подло обработано по делу Буткевича Англией и Францией».

Архиепископа Яна Цепляка в 1924 году выслали из Советской России. Новых епископов, присылаемых из Ватикана, не принимали. А в стране еще оставалось два миллиона католиков. Чекисты брали одного католического священника за другим, поскольку они подчинялись Ватикану, то обвиняли их в шпионаже и создании «контрреволюционных фашистских организаций».

В марте 1934 года в Москву приехал священник Леопольд Браун. Он выучил русский язык и двенадцать лет мужественно переносил все тяготы служения в атеистическом государстве. Посол Буллит сочувственно говорил ему:

— Отец Браун, своим присутствием здесь вы бросаете вызов Советскому Союзу.

Многое его поразило. Нескончаемые очереди за хлебом, невероятная разница между образом жизни простых людей и новой советской элиты: «Нет сегодня страны с таким бьющим в глаза неравенством между нищенской бедностью и богатейшей роскошью, какие существуют в Советском Союзе. В обычной квартире для одной семьи теперь проживает несколько семей. Одной уборной, одной ванной комнатой и одной кухней пользуются двадцать — тридцать человек. А важные персоны, партийные руководители, комиссары высшего ранга затмевали роскошью своей жизни бывшую российскую аристократию. Причем партийные боссы относились к своим подчиненным с высокомерным презрением».

Священник находился под плотной опекой чекистов: «Для них я был торговцем небесным блаженством и пропагандистом обскурантизма».

Леопольд Браун был потрясен масштабами контроля над населением: «Почему советский режим держится, объясняет одно слово — террор. Узкому кругу дипломатов и вообще иностранцев приходится исполнять свои обязанности в условиях все более ужесточающихся ограничений. Нормальные отношения в атмосфере репрессий, подозрений и навязанной изоляции были просто невозможны».

Успехи Дезинформбюро и папка Гейдриха

В январе 1923 года заместитель председателя ГПУ Иосиф Станиславович Уншлихт секретной запиской в политбюро предложил образовать для ведения активной внешней разведки специальное бюро по дезинформации.

Иосиф Уншлихт был на два года моложе главы госбезопасности Феликса Дзержинского и примкнул к революционному движению пятью годами позже (они состояли с Дзержинским в одной партии — Социал-демократии Польши и Литвы). В эти годы Дзержинский, имевший множество обязанностей, больше занимался хозяйственными делами, ведомством госбезопасности руководил Уншлихт.

В политбюро идею поддержали и санкционировали создание межведомственного Бюро по дезинформации (Дезинформбюро).

Задачи бюро в постановлении записали так: «Составление, техническое изготовление целого ряда ложных сведений, документов, дающих неправильные представления противникам о внутреннем положении России, об организации и состоянии Красной армии, о политической работе, о руководящих партийных и советских органах, о работе наркома иностранных дел».

Этими материалами предполагалось с помощью агентуры политической и военной разведок вводить окружающий мир в заблуждение относительно реальной ситуации внутри Советского Союза. Бюро должно было с той же целью готовить также статьи и заметки для периодической печати, передавать газетам разного рода фиктивные материалы.

Максим Максимович Литвинов, получив постановление политбюро, возмутился. Это были времена, когда дипломаты еще рисковали спорить с ведомством госбезопасности. Литвинов обратился к Сталину:

«НКИД сознает необходимость циркулирования в тех или иных случаях дезориентирующих сведений и нередко этим способом пользуется. НКИД, однако, ни в коем случае не может считать ГПУ компетентным решать, когда и какими путями сведения следует пускать в обращение.