Осажденная крепость

Утверждают, что «подруга» — это научное, более солидно звучащее обозначение любовницы, подобно тому, как роза в ботанике называется «кустарником из семейства розоцветных», а брошенная жена на юридическом языке значится «находящейся в состоянии развода». Однако после двух дней, проведенных в Гонконге в обществе Су, Фан Хунцзянь понял, что между подругой и любовницей огромная разница. Любовница из Су могла бы быть идеальная: толковая, умеющая себя подать, и по манерам, и по внешности — девушка из хорошей семьи. С такой не зазорно пойти в ресторан или в театр. Но хотя за эти дни они сошлись довольно близко, сам Фан считал, что его чувство дружбы дальше не развивается. Их пути представлялись ему двумя параллельными линиями, которые никогда не смогут сойтись. Его сердце дрогнуло лишь однажды — когда она покраснела перед тем, как сойти на берег в Коулуне. Больше ничего подобного в душе его не возникало. Он отметил в характере Су инфантильные черточки — упрямство, капризность и решил, что замашки избалованной девочки ей не подходят. И не из-за возраста — она была всего несколькими годами старше Бао, к тому же каждая женщина обладает способностью казаться моложе тому, кто ей мил. Просто Фану казалось, что эти черты противоречат другим сторонам ее характера. Нам нравится смотреть, как котенок играет со своим хвостом, но зрелище щенка, неуклюже пытающегося поймать свой жалкий обрубок, нас вовсе не умиляет.

Когда Фан, едва расставшись с Бао, приударил за Су, оставшаяся на пароходе компания осыпала его насмешками. Один выставлял большой палец со словами: «А у парня талант — во!» Другой проезжался насчет «благосклонности прекрасного пола». Иные беспардонно заявляли, что ему «везет на цветы персика»[18]. Кто-то из шутников поправлял: «Барышня Су изящна и бледна, она больше похожа на цветок дикой сливы. Не точнее ли сказать, что Фану везет на сливы»

[19]. Кто-то назвал его «Линь Хэцзином, женившимся на сливе»[20], еще кто-то дал ему французское прозвище «Aimé», а затем переделал его по созвучию в английскую ученую степень M. A.[21]

Нужно ли пояснять, сколь широки были познания этих остряков и в китайской классике, и в европейских науках. Прежние шутки по поводу его отношений с Бао не очень раздражали Фана, но теперешние измышления относительно его романа с Су были ему решительно неприятны.

Су вела себя весьма тактично, за шесть дней, пока пароход добирался до Шанхая, она ни разу не упомянула имени Бао и вообще стала заметно мягче… Какой-то негритянский проповедник в Америке, пугая прихожан ужасами ада, любил восклицать: «Помните, братья, там кипит даже мороженое!» Так вот, на пути в Шанхай Су напоминала мороженое, которое — попытаемся представить себе такое! — кипело, оставаясь в то же время ледяным. Фан Хунцзянь не только не объяснялся ей в любви, но даже не дотрагивался до нее — разве что поддерживал за талию, когда они спускались или поднимались по трапу. Но некоторые ее внезапные поступки наводили на мысль, что она считает свои отношения с Фаном более глубокими, чем если бы они даже были помолвлены или обручены. Ее невозмутимость немного пугала Фана, казалась ему покровом, за которым прячутся страсти. Так после тайфуна, когда поверхность моря уже успокоилась, в глубине продолжает бушевать стихия.

Однажды, расположившись на палубе, они ели фрукты, что купили еще в Гонконге. Фан заметил:

— Почему это персики так трудно чистить! То ли дело бананы. Или яблоки — вытер платком и жуй.

Су, которая отведала всего один личжи[22], вызвалась помочь ему. Расправляясь с очищенным персиком, он перемазал лицо и руки, чем вдоволь насмешил девушку. Одним мизинцем он попробовал достать из кармана платок; это удалось ему лишь с третьей попытки. Су сказала нежным голосом, стараясь не обидеть его:

— Фу, какой грязный платок! Разве можно вытирать им рот? Вот, возьми мой и не церемонься, пожалуйста, я этого не выношу!

Фан покраснел, легонько провел платком Су по губам и принялся оправдываться:

— Я купил дюжину платков, а в пароходной прачечной половину из них растеряли, пришлось стирать самому. Но пока стояли в Гонконге, стирать было некогда, вот все и перепачкались. Твой платок я постираю вместе со своими.

— Зачем это? Да ты и стирать как следует не умеешь. Я же вижу, на твоем платке пятна, наверное, с самого Марселя остались. Интересно знать, в чем ты его полоскал! — снова рассмеялась Су.