— Хочется верить, что поутру мы увидим Куикани живой и здоровой, — пробормотал вполголоса Миксцин. — Айа, хочется верить, что мы её вообще увидим. Не исключено, что у этих белых жрецов имеется правило, согласно которому, угостив женщину мясом, они получают право её использовать.
— Но ведь там кормили женщин помоложе и соблазнительнее, чем тене, — заметил я, желая его успокоить.
— Кто знает, какие вкусы у этих чужестранцев, если они, по словам того человека, совокупляются со свиньями? Относительно испанцев лично я бы не поручился ни в чём.
В спальне к нам снова присоседился Почотль — он был малым столь костлявым, что вполне оправдывал своё имя, Суковатое Дерево. Устроившись на соломенном тюфяке рядом с моим, Почотль продолжил просвещать нас насчёт города Мехико и его испанских хозяев.
— В прежние времена Теночтитлан представлял собой остров, окружённый со всех сторон водами озера Тескоко. Но нынче озеро обмелело и уменьшилось настолько, что от города до его берега не больше одного долгого прогона — да и то лишь, чтобы сохранившиеся каналы могли пропускать грузовые акалтин, которые соединяют город с материком. В былые времена лодочники пересекали широкое пространство чистейшей воды, теперь же, вы сами видели, воды там чуть-чуть, всё больше тина да болотная трава. Раньше другие озёра были соединены с озером Текскоко и между собой в единое целое. По сути, это и было одно огромное озеро, состоявшее из нескольких частей. Можно было сесть в акали и грести от острова Сумпанго на севере к цветочным садам Шочимилько на юге, примерно двадцать долгих прогонов, — или двадцать лиг, как сказали бы испанцы. Теперь, чтобы проделать тот же путь, придётся тащиться по бесконечным болотам, которые пролегли между этими сильно уменьшившимися в размерах озёрами. Некоторые говорят, будто вся причина в деревьях.
— В деревьях? — изумлённо воскликнул мой дядя.
— Эта долина окружена горами, что простираются до самого горизонта. И все эти горы до прихода белых людей были покрыты густыми лесами, настоящими зарослями.
— А ведь точно, ты прав, — медленно произнёс Миксцин, припоминая прошлое путешествие. — Мне тоже показалось: что-то здесь не так. Сначала я не понял, в чём дело, а теперь вижу: окрестные горы из зелёных стали бурыми.
— Это потому, что они лишены деревьев, — пояснил Почотль. — Испанцы их вырубили — подчистую извели — на строевой лес да на топливо. По правде говоря, это вполне могло разгневать Чикомекоатль, богиню зелёных растений, и она в отместку могла уговорить бога Тлалока посылать меньше дождей, что он и делает, а бога солнца Тонатиу — пылать более жарко, а ведь именно так он и поступает. Как бы то ни было, обратите внимание: со времени появления богов кристанйотль наши боги погоды ведут себя довольно странно.
— Извини, друг Почотль, — сказал я, сменив тему. — Я надеюсь найти здесь работу. Не для того, чтобы нажить состояние, но такую, чтобы оплаты хватало мне на жизнь. Могу я рассчитывать на это?
Сухопарый оглядел меня с головы до ног.
— А что ты умеешь делать, паренёк? Может, владеешь письмом белых людей? Каким-нибудь ремеслом? Или искусством?
— Нет. Ничему особенному я не обучен.
— Ничего страшного, — безразлично промолвил он. — Раз так, значит, ты не должен чураться простой и грубой работы. На строительстве — таскать камни и бадьи с раствором. На очистке каналов — выгребать оттуда наносы, мусор и всякое дерьмо. Носильщиком-тамемиме — надрываться с поклажей. Работа найдётся, а уж хватит или нет средств тебе на жизнь, зависит от того, насколько скудны твои потребности.
— Вообще-то, — разочаровано пробормотал я, — мне бы хотелось найти что-нибудь более...
Тут вмешался дядя Миксцин:
— Друг Почотль, мы видим, что язык у тебя подвешен. Надо думать, ты человек толковый и получивший образование, а белых людей, как можно понять из твоих слов, не жалуешь. Почему же тогда ты кормишься их подачками?
— Да потому, — вздохнул Почотль, — что я владею настоящим мастерством, даже искусством. Раньше я был золотых и серебряных дел мастером, изготовлял из драгоценных металлов изысканные украшения. Браслеты для рук и ног, перстни, ожерелья, диадемы. Но белым людям ничего этого не нужно. Они жадны до золота и серебра, но, заполучив их, превращают в бесформенные слитки, которые отправляют за море, к своему королю. Варвары! А работу с другими металлами — испанцы называют их железом и сталью, медью и бронзой, — поручают крепким мускулистым кузнецам, которые выковывают лошадиные подковы, доспехи, мечи и тому подобное.
— А ты разве не мог бы это делать? — спросил Миксцин.
— Эта работа по плечу любому деревенскому олуху, была бы силёнка. Я же считаю, что столь грубый, тяжёлый труд ниже моего достоинства. Кроме того, мне вовсе неохота уродовать свои тонкие, чувствительные пальцы художника шишками да мозолями. Нет уж, надеюсь, что когда-нибудь для меня найдётся настоящее дело.