Осень сорок первого, или Возвращение осознанной необходимости

О быть бы мне корявыми клешнями,

Скребущими по дну немого моря!

17 октября 1941 года

— Что с ней? Андрей! Да не молчи же! — закричала за его спиной Лена.

Андрей расстегнул, наконец, пуговицы на пальто Даши и увидел на ее блузке почти в центре грудины дырочку с кровавым ободком. На сонных артериях Андрей пульс не нащупал. Оттянув вверх веко, он увидел стремительно плывущий в стороны зрачок, будто покидавшая тело жизнь расширяла себе выход наружу. Андрей, бережно поддерживая Дашу под голову, аккуратно уложил ее на землю и закрыл ей плотнее глаза.

— Всё, — сказал он. — Насмерть. Прямо в сердце [1].

— Как — всё? — спросила Елена. Она же вот только сейчас... мы же... нет, Андрей, ты посмотри, она же... да что ты говоришь? Ты зачем... ты что? — она увидела, как Андрей накрывает лицо Даше ее же платком и закричала, захлебываясь от слез: — Дашкааааа! Стой, Дашка, не уходи, нееееееет!

Настя молча стояла на месте как приклеенная, не отводя взгляд от лежащей рядом с телом тарелки и по ее щекам лились ручьем слезы, которые она даже не пыталась вытирать.

Откуда-то сразу появились люди, Надежда Борискина пыталась оттащить Лену от тела, Михаил возился возле стрелка, на которого рычал стоящий рядом Бублик, кто-то потащил Андрея за рукав в сторону и он, оглянувшись, увидел Никиту.

— Так, Андрей, не расслабляйся. Что случилось, ты видел?

— Видел. Этот, — Андрей кивнул на неподвижно лежащего стрелка, — бежал вон оттуда по улице. Мы его поздно заметили, метров с пятидесяти, я еще подумал, что перепил мужик: раздетый, грязный какой-то. Он подошел вот туда, где лежит сейчас, начал вопить про фашистов, я тогда уже понял, что он не пьяный, а сумасшедший. И прикрыть всех хоть как-то времени не оставалось, он выстрелил сразу.

— Пойдем, посмотрим, кто хоть.

Они подошли к Михаилу, стоявшему рядом с Бубликом.

— Ты бы хоть руки ему связал, — сказал Никита, — не дай бог, еще чего сотворит.

— Не сотворит, — ответил Михаил. — Его Бублик сбил когда, он упал и наган из руки не выпустил, под ним оказался, он себе в шею выстрелил, то ли специально, то ли при падении. Так что у нас два трупа сразу, Никита.

Борискин нагнулся к телу, повернул тому голову, посмотрел на лицо.

— Местный наш, за углом живет, то есть, жил, Коваленко, Тимофей Акимович. Краском в отставке. Жена ушла от него с год назад, он и до этого пил крепко, а потом и вовсе с катушек слетел. Вот, видать, и допился до зеленых чертей, — Борискин снял фуражку с треснувшим козырьком и вытер ею лицо. — Э-эх, что ж за день дурной, ну вот скажи. Ты про похороны не думай даже, я сам всё сделаю, у меня там всё налажено. И гроб, и могилку выкопать, так что даже не думайте. Ты, Андрей, своих домой, наверное, отведи, пусть там посидят, поплачут. Я понимаю — горе, не деревянный, жалко ее, ни за что под пулю попала. Но и ты пойми, тут каждый день то на фронт забирают, то в эвакуацию в пустыню отправляют, то писем с лета из армии не дождутся, тут еще эта свистопляска со вчерашнего навалилась, через одного уже немцев за поворотом видят, а если баба на всю улицу выть еще начнет — совсем невмоготу станет. Уводи их отсюда, пожалуйста.

Никита сразу же начал распоряжаться, кто-то пошел за подводой, кто-то сразу же принес какое-то полотно, которым накрыли тело Дарьи. Борискина, успокоившая немного Елену, под руку повела ее домой к Андрею. Возле Никиты Лена остановилась и спросила:

— Куда ее сейчас?

— В морг, там полежит, оттуда и похороним.

— А как же дома, попрощаться, не по-людски как-то получается.

— Время сейчас такое, не до этого, а попрощаться успеете, — сказал Никита и, махнув рукой, отошел в сторону.

Настя с сумкой, в которой они приносили еду, плелась сзади с Бубликом. Сумка била ее по ногам [2], и девочка поправляла ее на каждом шагу.

— Сейчас, отведу их и вернусь, — сказал Андрей Михаилу, за несколько шагов догнал Настю, забрал у нее сумку и пошел рядом. Настя взяла его за руку и так и держала до самого дома.

— Всё, я пошла, — сказала Надежда. — Вечером, может, еще зайду.

— Заходи, конечно, Надя, — сказала Елена и посмотрела на Андрея, будто спрашивая разрешения и одновременно принося прощения за то, что пригласила кого-то в чужой дом.

— Надежда, ты не спрашивай, а заходи, мы всегда будем рады и тебе, и Никите, — подтвердил приглашение Андрей.

Тамара Михайловна возилась на кухне и удивилась, когда Елена достала из сумки нетронутый чугунок с едой.

— Что-то вы быстро вернулись. А что ж это вы, еду назад принесли? Или не так приготовила? Так я пробовала, вроде не пересолено, вкусно всё. А Даша где? Она же с вами пошла.

— Дашу убили сейчас, — тихо сказал Андрей.

— Как — убили? — удивленно спросила домработница, оседая на табурет. — У нас тут, в поселке? Молодая ж баба еще! Ой, что ж творится! Кто ж хоть? Поймали убивцу?

— Да он сам себя потом застрелил. Коваленко какой-то, — ответил ей Андрей, пока Елена молча выставляла из сумки продукты на стол.