Осень в Пекине

— Я непрестанно богохульствую, — пожаловался Грыжан. — Впрочем, это нестрашно. Прочту молитвы — и все в ажуре. Так вот, возвращаясь к нашим баранам, хочу вам сказать, что зрелище отшельнического деяния весьма занимательно.

— Я его еще не видел, — сказал археолог.

— Ну, на вас это не произведет большого впечатления. Вы стары.

— Это верно, — сказал археолог. — Меня больше интересуют предметы и воспоминания прошлого. Тем не менее, вид двух молодых и хорошо сложенных существ, принимающих простые и естественные позы, не будет мне неприятен.

— Эта негритяночка... — начал Грыжан, но остановился на полуслове.

— Что она?

— Она... она очень способная. То есть она очень гибкая, я хочу сказать. Вам не трудно поговорить со мной на другую тему?

— Разумеется, нетрудно, — сказал археолог.

— Я начинаю нервничать, — признался Грыжан. — Мне не хотелось бы докучать вашей юной подруге. Расскажите мне, к примеру, о стакане холодной воды, выливаемой за шиворот. Или о пытке колотушкой.

— Пытка колотушкой? Что это еще такое?

— Эта пытка в большом почете у некоторых индейских племен. Заключается она в том, что мошонку провинившегося кладут на плаху и слегка прижимают, чтобы выступили железы, а затем сильно бьют по ней деревянной колотушкой... Уй-а-а! Уй-а-а! Как это должно быть больно! — застонал аббат, ерзая и извиваясь.

— Вы очень образно это описали, — сказал археолог. — Я тут же вспомнил о другой казни...

— Не продолжайте... — сказал аббат, сложившись вдвое. — Я уже совершенно успокоился.

— Прекрасно. Значит, мы можем идти?

— Как? — удивился Грыжан. — Разве мы еще не вышли? Просто поразительно, до чего вы болтливы.

Археолог от души расхохотался, снял свою колониальную каску и повесил ее на гвоздь.

— Я готов следовать за вами, — сказал он.

— Раз гусь, два гуся, три гуся, четыре гуся, пять гусей, шесть гусей!.. — провозгласил аббат.

— Семь гусей! — закончил археолог.

— Аминь! — сказал Грыжан.

Он осенил себя крестным знамением и вышел из палатки.

IX

Эти эксцентрические круги могут быть приведены в соответствие...

«Механика на выставке 1900 года», изд. Дюно, том 2, стр. 204

— Так вы говорите, это лимемы? — спросил аббат Грыжан, указывая на траву.

— Нет, это не лимемы, — ответил археолог. — Но лимемы тоже есть.

— Абсолютно бесполезная вещь, — заметил аббат. — Зачем нужно название, если и так знаешь, о чем речь?

— Чтобы удобней было обсуждать.

— В таком случае можно дать предмету и другое имя.

— Конечно, можно, — согласился археолог. — Но тогда все предметы будут называться по-разному, в зависимости от того, к кому обратишься.

— То, что вы говорите, — солецизм, неправильность. Не «к кому обратишься», а «кого хочешь обратить».

— Вовсе нет, — сказал археолог. — Во-первых, это типичный варваризм; во-вторых, это совершенно не то, что я хотел сказать.

Они шли по направлению к отелю Баррицоне. Аббат без церемоний взял Атанагора под руку.

— Я очень хочу вам верить... — сказал он. — Но это меня удивляет.

— Всему причиной ваша конфессиональная дезориентация.

— Отвлекитесь от этой темы и расскажите, как ваши дела с раскопками.

— Мы очень быстро продвигаемся вперед и следуем курсовой линии.

— По каким ориентирам она проходит?

— М-м... — промычал археолог. — Затрудняюсь сказать... Погодите-ка... — он остановился, соображая. — Линия проходит где-то недалеко от отеля.

— А мумий уже нашли?

— Мы едим их всякий раз, как садимся за стол. Вполне съедобно. Они, в принципе, недурно приготовлены, только специй другой раз многовато.

— Я пробовал однажды мумий. В Долине Царей[50]

, — сказал аббат. — Это было у них фирменное блюдо.

— Они их там производят. А наши — натуральные.

— Терпеть не могу мясо мумий, — сказал аббат. — Кажется, даже ваша нефть мне больше по вкусу. — Он отпустил руку Атанагора. — Простите, одну минуточку.

Грыжан взял разбег, подпрыгнул и произвел в воздухе двойное сальто. Он приземлился на руки и тут же пустился колесом. Сутана, развеваясь, липла к ногам и обрисовывала круглые бугристые икры. Проделав с дюжину кульбитов, аббат замер в стойке на руках и неожиданно встал на ноги.

— Я воспитывался у эвдистов[51], — объяснил Грыжан. — Они мне дали суровое, но бесспорно благотворное для души и тела образование.

— Ужасно жалею, что отказался от религиозной карьеры, — сказал Атанагор. — Глядя на вас, я начинаю понимать, чего лишился.

— Вы и так неплохо преуспели, — сказал аббат.

— Откопать курсовую линию в моем возрасте... Поздновато.

— Вашей находкой воспользуются молодые поколения.

— Да уж.

С возвышенности, на которую они взобрались, открывался вид на отель Баррицоне. Перед отелем, блестящая и новая, сверкала в солнечных лучах поднятая на сваи железная дорога. Слева и справа от нее громоздились песчаные насыпи, а начало дороги терялось в дюнах. Технические исполнители загоняли в шпалы последние скобы; каждому удару молота предшествовала вспышка, и только немного спустя издали доносился звук.

— Они же собираются резать гостиницу! — воскликнул Грыжан.