— И гладить хорошо, — ходил я за мамой, пока она собиралась, искала носки, мазала лыжи, грела утюг. — Мам, посмотри! — донимал я ее. — Поднимаешь чугунную ногу, греешь над газом, расстилаешь брюки на полу и ходишь тяжелой ногой. Давай я тебе поглажу!
Мама опаздывала и начала сердиться. Наконец они уехали. Я посмотрел в окно, пока их не стало видно, быстро собрался, достал свои деньги из-под чугунной собаки на столе, взял мамин рюкзак и поехал. На вокзале я прошел со стороны паровоза под стеклом, чтобы не встретиться с ними, вдруг их поезд еще не ушел, взял билет до Всеволожской и пошел к поезду. По дороге я чуть не купил вафельную трубочку, но подумал, вдруг не хватит денег на него. Во Всеволожскую мы с мамой часто ездили, и я сразу нашел нужный поезд.
Я стоял на площадке вагона, в маленькие щелочки выше меня ничего видно не было, зато из них дуло. Я эту дорогу и так знал.
Сейчас шли домики с участками, такие, какой стоял у нас во дворе детского сада. В таком облезлом помещении никто никогда не играл, потому что там в углу не переводилась куча.
Потом поезд загремел по мосту и я понял, что это широкая река Охта. Когда летом проезжаешь тут и смотришь из окна, то всегда у берега кто-нибудь стоит по пояс в воде не шевелясь и сомневается.
Потянулась колючая проволока и роща за ней, а на вышке стоят часовые в белых тулупах.
Наконец поезд подошел ко Всеволожской. Я первый выскочил на платформу и через пять минут уже входил в ворота рынка. Летом мы с мамой покупали здесь землянику, горох, первую морковку.
Сегодня здесь почти никого не было. Только три торговки неподвижно стояли плечом к плечу перед своими кучами семечек. Воробьи то и дело влетали к ним под навес и, не снижая скорости, выхватывали добычу. Только иногда какая-нибудь из теток равнодушно принималась махать рукавицей перед своей кучей, как будто отгоняя мух.
Я было остановился поглазеть на воробьев, какие они предпочитают семечки — жареные или нежареные, но решил не отвлекаться и пошел дальше. Но того, чего мне было надо, я не видел. У мебельного магазина разгружали машину с диваном. Я подошел поближе, и тут-то я их услышал.
Тихо сопел один, второй без остановки визжал, а третий всхлипывал. Я увидел дядьку с мешком и тетку с корзинами. Из мешка визжало, в корзинках, прикрытых мешковиной, копошилось. Все, кто слонялся по базару, особенно городские с последней электрички, глазели на поросят, спрашивали для интересу, сколько стоит.
Тут из одной корзины вылезло рыло с двумя розовыми дырками на пятачке. Тетка в плюшевой кофте огрела его по уху и закрыла тряпкой. Он обиженно заскрипел.
Я еще долго стоял и прислушивался к разговору. Из него я понял, что денег на покупку у меня хватит.
Я подошел к дядьке и попросил показать из мешка. Но дядька и ухом на меня не повел. Тут подошел черный тулуп, и дядька по плечо засунул руку в мешок и выгреб за нижнюю ногу этого поросенка. Поросенок так мерзко засопел, что на него смотреть не хотелось.
Я подошел к теткиной корзине. Тряпка над одним то округлялась, то проваливалась, а он все старался высунуться.
— Почем? — спросил я хрипло хозяйку, хотя уже знал, сколько он стоит, и держал руку с деньгами в кармане.
Василий спал под газовой плитой, его корма стояли тут же, во сне он тяжело дышал, потому что охрип в рюкзаке, пока я его вез.
К осени у нас будет много мяса и сала, и мы заживем с мамой сытно и весело.
ДВОЙНЫЕ ЗАЙЦЫ
Начало каникул
Как только я увидел эти картинки над деревянным диваном, я сразу успокоился: все получится. Два русака, тетерка, селезень и рябчик были как настоящие. Два жирных зайца были подвешены за задние лапки, виден был узелок бечевки над гвоздем. Дичь была сделана из выпуклого картона и выступала из плоских овалов как на блюде. Ясно, что тот, кто лепил эти картинки, был знаком с охотниками, а может, и сам был настоящий охотник. Интересно, кто мог так красиво развесить эту снедь? Если охотник — то зачем ему этим заниматься, связывать лапки, вязать петли, все эти забавы, чтобы дичь не протухла, не его дело. Хотя, если он собирался сам любоваться или кому-нибудь похвастаться, ему пришлось бы приказать кухаркам, чтобы они немного подождали, а не набрасывались с ощипыванием и набиванием подушек.
Если это просто съестные припасы в кладовой, тогда неинтересно. Я бы, если бы добыл такую утку, даже и не знаю, как был бы рад.
Мне постелили не под зайцами, а в другой комнате, но зайцы мне все равно приснились. Они приходили к амбарам за деревней. Я сидел в тулупе в тени стены, у двери. Передо мной было поле. Светила луна. Вокруг было полно их следов. Пахло сеном и мышами.
Вот он выходит из темного леса, бежит по опушке и выскакивает в чистое поле, бежит-бежит, остановится, прислушается, потом катится дальше. Его хорошо видно. Почему же его не увидеть, вон как хорошо видна изгородь, кучи навоза на дороге, торчащие из-под снега сорняки и комья земли. Только все двоится. У каждого предмета есть еще и лунная тень, меня предупреждали, что тень четче своего хозяина, я об этом знаю.