Осенний свет

– Я это один раз читала в Маккулоховском центре. Джон Маккулох слышал где-то, не помню где, как я читала, и пригласил меня устроить вроде вечер поэзии. – Она злорадно засмеялась. – Он мне потом сказал: «Такие стихи я на слух не воспринимаю».

Все развеселились. Внучка доктора Фелпса улыбнулась внучатому племяннику Эстелл, который стоял с нею рядом, и оба покраснели. («Ага», – сказала себе Эстелл.)

А Рут опять выпрямилась, набрала полную грудь воздуха:

КОШКА И СОБАКА

Кошка, она животное такое:У огня помурлычет и на улицу сбежит.Нрав у нее то домашний, то звериный,Она за крайности, против середины.

Так и человек всю жизнь лишен покоя,Он Истин боится, но Дьявол в нем сидит.Собака – нам друг отнюдь не по случайности,Она за середину, против крайностей.

Рут кончила. Все молчали. Потом Эд Томас, краснолицый и тучный, наполовину в шутку подтвердил:

– Точно. Мне тоже требуется глазами почитать.

– Миссис Томас, – еле слышно попросила юная Марджи Фелпс, – прочитайте про медведя.

– Про медведя, про медведя! – весело подхватили все.

Без всякой причины по лицу Рут Томас заструились слезы, но она объявила: «Медведь!» – и вскинула голову еще величественнее, чем раньше.

Эстелл прошептала, тревожно разглядывая лицо подруги:

– Слушай, слушай, Льюис. Это прелесть.

МЕДВЕДЬ

Если спросят: «Хотите медведя?» – в ответПоклонись и скажи: «Нет».

Вдруг оказалось, что уже очень поздно. Это уже и раньше заметили, оттого и столпились в кухне одетые, но теперь вдруг все сразу осознали, что подошел последний срок. Вирджиния Хикс почувствовала, что очень волнуется: отца до сих пор нет! Но она ничего не могла сделать – только разве закурить еще одну сигарету, втянуть дым через запекшееся горло в запекшиеся легкие и бросить взгляд на Льюиса, но и он ничем не мог ей помочь, хотя, она знала, тревожился тоже. Если с отцом произошел несчастный случай, им позвонят из полиции или из больницы – если, понятно, его найдут. Она представила себе такие несчастные случаи, когда все происходит бесшумно, никто и не услышит: пикап, оскальзываясь, беззвучно скатывается с дороги в овраг или, тихо перекувырнувшись через ограждение серпантина, проваливается с горы вниз.

– Ну-с, – сердечно говорит доктор Фелпс, – спасибо вам, я лично провел чудесный вечер. И моя Марджи, если не ошибаюсь, тоже. – Он подмигнул, и девочка залилась краской. – Пошли, пора, птичка, – позвал он ее, такой смешной, краснолицый, на шее намотан кругами длинный зеленый шарф, и конец болтается за спиной – похоже на смешного человечка с поздравительной рождественской открытки.

Марджи что-то шепнула Теренсу – может быть, просто «до свидания» – и пошла за дедом.

– Двинемся и мы, ребята, – обратился Эд Томас к внукам. Внуки были готовы. Тогда он обнял за плечи Рут и повел к двери.

– Льюис, мой мальчик, – бросил он через плечо словно бы невзначай, – не забудь, ладно?

– Да, сэр, – ответил Льюис; он помогал Эстелл подняться со стула.

– Не навещайте нас, навестим мы вас! – со смехом пропел Эд Томас.

Доктор Фелпс распахнул дверь, и сразу же, оттолкнув его, со двора в кухню бешеным конем ворвался ветер.

– Господи Иисусе! – вскрикнул доктор.

Ветер ли тут повлиял или что-то более темное, но все вдруг примолкли, застыли, словно возглас старого доктора был и в самом деле молитвой.

– Зима на носу, – только и сказал Льюис Хикс. Остальные молчали.

– А ну убирайся, проказник! – в шутку приказала Рут Томас ветру. – Успеешь нарезвиться в праздники.

Но никто не засмеялся. Она стояла на пороге, высоко закинув голову, величавая, похожая на друида.

В наступившем молчании откуда-то из-под горы, не далее чем в полумиле от них, раздался словно бы взрыв бомбы.

– Что это? – шепотом спросила Эстелл.

Вирджиния, каменея лицом, опустила ладонь на плечо Дикки.

– Кто-то, похоже, не управился с поворотом, – сказал Льюис в темноту ночи.

Оба священника уже бежали через двор к своей машине.

Салли Эббот у себя в комнате не услышала взрыва – или, если и услышала, не обратила внимания. Она только заметила, что в доме стало тихо, всего несколько голосов доносилось еще из кухни. Разобрать, кто это и что они говорят, она не могла. Постояла, вслушиваясь, у двери, потом, когда стали отъезжать машины, подошла поглядеть в окно.

– Удирают со всех ног, – вслух сказала она.

Вернулась к двери, прислушалась: теперь говорили еще тише, совсем не слышно. Салли уселась на краю кровати. На душе у нее было тревожно, руки-ноги дрожали – из-за ветра, наверное, как он воет! Посмотрела на часы: первый час!