Ошибка

– Да, – еле-еле проговорила я, и эти звуки болью отозвались сразу во всем теле.

– Ладно, будем тебя спасать.

Я хотела сказать: спасайте, убивайте, делайте, что хотите, только не заставляйте открывать глаза. Но потом поняла, что для этого придется совершать слишком много очень трудных действий. Поэтому я просто кивнула и тут же пожалела об этом, потому что движение тоже оказалось болезненным.

Рядом что-то зашипело. Бояринцев приподнял меня и заставил выпить какую-то сладкую гадость с медицинским привкусом. Будь я в чуть менее плачевном состоянии, я бы наверняка отказалась, но сейчас проще было сделать, что велено, чтобы меня наконец перестали кантовать.

Видимо, это было какое-то лекарство. Кто знает, может, от него мне и правда станет лучше.

– А вы что, всю ночь тут со мной были? – удалось промычать почти без потерь, видимо, лекарство начало действовать.

– А где же мне еще быть? – удивленно спросил он. – Это ведь моя комната.

У меня скопилось еще много вопросов. Например, что случилось с моей комнатой и почему нельзя было расположить мою несчастную тушку там? Что по этому поводу думает Игорь и не показалось ли ему странным, что Бояринцев забрал меня к себе? Да и вообще, что тут происходило всю ночь, пока он был рядом, а я в отключке?

Наверное, я их все-таки задам когда-нибудь потом, а сейчас я лишь перевернулась, нащупала плечо и удобно устроила там голову. Вот. Теперь можно спокойно умирать.

***

Медленно выплыв из крепкого сна, я лениво открыла глаза и ошеломленно моргнула. Потом еще раз… То, что я увидела, совершенно не укладывалось в голове. В махровом халате, натянутом на голое тело, я лежала, практически полностью взгромоздившись на Бояринцева. Во всяком  случае, моя нога вольготно перекинулась через его ноги, одной рукой я чувствовала теплый и твердый живот, а на второй спал, собственно, Бояринцев. И мало того, что он спал, он еще и отлежал мою руку, и она немного ныла. Прямо перед глазами оказалась его шея с упруго пульсирующей жилкой. Я приподняла голову и уставилась на его лицо. Бояринцев во сне совсем не был похож на себя обычного. Вся суровость и жесткость куда-то пропали, и оказалось, что у него короткие темные ресницы, почти черные, и высокий красивый лоб, который не портила даже пересекающая его складка от привычки постоянно хмурить брови. И еще оказалось, что вылезшая за ночь щетина ему безумно идет, а растрепанные, чуть взъерошенные густые волосы придают ему совершенно мальчишеский вид. А  его упрямые жесткие губы… М-м-м… Они так близко, что если чуть-чуть потянуться, то …

Бояринцев шевельнулся, и я испуганно замерла.

Господи, о чем я думаю, а? И что делаю?

Как, черт побери все на свете, я здесь оказалась?! И что вообще произошло?!

Так, надо отсюда выбираться, пока мозги совсем не отказали. Стараясь дышать как можно тише, а лучше вообще не дышать, я осторожно убрала свою ногу, потом руку с теплого живота…

Теперь бы еще слезть так, чтоб он не проснулся, а потом ведь и вторую руку как-то надо будет вытащить… Ох, все сложно.

Я осторожно скосила глаза, чтобы оценить обстановку, увидела приоткрытую дверь ванной комнаты, свою одежду, невразумительной кучкой лежащую на кресле, туфли – одна у входной двери, другая почему-то посреди комнаты – и…

В девственно пустой после сна голове, словно пузырьки шампанского со дна бокала, начали всплывать воспоминания. Одно за другим, кусочками пазлов выкладывая яркую картинку моих вчерашних подвигов. Вспомнилось, к счастью, далеко не все, но и того, что вспомнилось, с лихвой хватало, чтобы сгореть со стыда. Все остальное ехидно дорисовало мое богатое воображение. Представив, как Бояринцев раздевал меня пьяную, я едва не застонала в голос. Где-то в глубине души послышался писк надежды: а может, не он? А кто же тогда? Уж точно не Игоря подключили к этому… хм-м… мероприятию.

Я осторожно сползла вниз и тихонечко вытянула руку из-под Бояринцева. Но побег не удался. Меня тут же ухватили крепко и намертво.

– Куда? – сонно спросил Бояринцев, приоткрыв один глаз.

– В душ, – честно сказала я.

– Э, нет, а как же утренняя нотация? Я планирую долго и нудно высказывать все, что я о тебе думаю.

– Не хочу нотацию, давайте будем считать, что я уже все поняла и осознала и что больше никогда так не буду.

– Точно? – Бояринцев приподнял бровь.

– Я что, похожа на сумасшедшую? Второй раз я такого не вынесу.

Я приподнялась на руках, собираясь выполнить свой план бегства, но по отлежанной Бояринцевым конечности забегали колючие ежики, она подогнулась, и я снова упала – разумеется, на него. Полы халата разошлись. И в эту секунду все изменилось. Я перестала быть девочкой, которую отчитывает строгий наставник, а он перестал быть тем самым строгим наставником. Всем своим телом я почувствовала его, большого и сильного, чужого, своего мужчину, почувствовала, как он дышит, двигается, живет, как колотится его сердце, как бежит по венам его кровь, как становится горячей его кожа…

Воздух в комнате загустел, в голове помутилось.