Ошибка императрицы

Читателя, жаждущего скрупулезного разбора фактов и глубокомысленных выводов, я отсылаю к библиотечным полкам, заполненным трудами самых кропотливых историков, среди них преобладают немцы – безусловно, именно им, а не кому-либо еще нужно отдать пальму первенства, когда дело доходит до точности и глубокомыслия, по поводу, к примеру, непонятных, далеких звезд на ночном небе и нравственного закона – а к чтению моего сочинения я приглашаю только любителей интриги.

Интриги, интриги и еще раз интриги, плаща и кинжала, любви и шпаги.

Ибо, как и еще один француз – он хотя и не обладал африканским темпераментом, но тем не менее не стеснялся присущей его соплеменникам легкости и простоты вкусов, – я тоже променял бы любые серьезнейшие исторические труды на разного рода подробности, особенно интимные и потому не вошедшие в официальные отчеты, реляции и манифесты.

Я держусь мнения, что именно они, эти интимные и тайные, а вследствие своей тайности малоизвестные подробности, и есть основа интриги всех событий. А интрига и есть История, что я и продолжу доказывать тебе со следующей страницы, мой доверчивый, а главное, ленивый читатель: когда-то ты поленился прочесть какого-нибудь Карамзина с Соловьевым в придачу или Лависса и Рамбо, ну так не поленись полистать книгу, которую волею случая ты уже держишь в руках.

I. Соло шведского короля

1. О роли и значении событий исторических

Густав III не хотел, однако, довольствоваться обороной и мечтал о расширении пределов Швеции, о возвращении ей потерянных в предыдущее царствование провинций.

А. Г. Брикнер.

Я уже не раз настойчиво сообщал доверчивому читателю, что сердечные дела юных и трепетных дев, равно как и дерзкие поступки юношей, не умеющих обуздать свои неукротимые страсти, привлекают мое иногда рассеянное внимание больше, чем события исторические, сопровождаемые пролитием большого количества крови и требующие завывания медных труб, называемых фанфарами и возвещающих о начале торжественных празднеств и чествований героев – вместе, разумеется, с глухо ухающими звуками литавр, тоже медных, но затянутых сверху бычьей кожей – ударами о нее деревянными колотушками и извлекают эти звуки, священные для уха всякого, кто прислушивается к гласу истории.

Но как бы я ни старался не замечать череду официальных исторических событий, как бы вольно и невольно не путал их хронологическую последовательность, как бы не иронизировал и под каким бы углом зрения не рассматривал, и как бы не приуменьшал их масштаб, сравнивая с куда более значимым первым поцелуем у старой липы под надзором вечного ока луны, их, эти самые исторические события, девать некуда и они вечно будут путаться у меня под ногами и приходится раз за разом спотыкаться, так, словно без них и не обойтись.

Иной раз, задумавшись, приходишь к мысли, что и они тоже нужны для полноты картины – то ли как некий общий фон, то ли в качестве той или иной детали, порой даже необходимой в каждодневной суете нашей быстротекущей жизни.

Как бы немного замедлить ее течение, пусть себе даже неторопливое, но все равно безвозвратное и ускользающее? Как взять чуть в сторону от ее стремнины, несущейся неведомо куда – хотя почему неведомо? Известно куда, известно ведь, чем все это заканчивается…