Ошибка Марии Стюарт

– Какой сегодня день? – спросила Мария так тихо, что Мэри Сетон едва расслышала ее. Тем не менее она сразу же повернулась к своей госпоже.

– Что? – с надеждой спросила она. Королева вновь заговорила!

– Я спросила, знаешь ли ты, какой сегодня день, – прошептала Мария.

– Двадцать девятое июля, – может быть, нужно добавить год?

Двадцать девятое июля. День ее свадьбы с Дарнли. Казалось невероятным, что это произошло два года назад. Даже время, проведенное во Франции, каким-то образом казалось более близким.

Мария кивнула и похлопала Сетон по руке.

– Танцующие листья образуют очень сложный узор, – сказала она. – Может быть, ты сможешь зарисовать их, и мы используем этот набросок для вышивки. Видишь? Темно-зеленые дубовые листья с закругленными краями и овальные светло-зеленые березовые листья чередуются красиво и необычно.

– Хорошо, я принесу уголь и носовой платок, – перехватив недоуменный взгляд своей госпожи, Мэри добавила: – Нам не разрешают пользоваться перьями, чернилами и бумагой.

– Ох! – Значит, они лишили ее возможности написать что-либо, кроме подписи об отречении! Никаких писем? Как может королева остаться без связи с внешним миром?

Как она сможет сообщить кому-либо о своем бедственном положении?

Марию охватило тошнотворное чувство, словно огромная рука сдавила ей грудь. Лишиться возможности говорить с теми, кто находится за пределами слышимости… Она чувствовала себя немой и совершенно беспомощной.

– Понятно, – наконец прошептала она.

В конце концов, какая разница? С таким же успехом она могла бы умереть и лежать в гробнице. Эта каменная комната была всего лишь склепом. Мертвецы не пишут писем, и разве она не принадлежит к миру мертвых? Разве она сама об этом не думала?

Но каким-то образом отсутствие выбора и самой возможности писать кому-либо ощущалось по-иному. Это пробудило в ней яростное, настойчивое желание найти перо и бумагу. И Босуэлл – если она не найдет способа написать ему, значит, она больше не сможет поговорить с ним, лично или на расстоянии.

Яркая искра привлекла ее внимание. Огонек покачивался вверх-вниз и подрагивал. Пока она смотрела, он увеличился в размерах. Кто-то разложил костер возле лодочной пристани.

Огонь продолжал разрастаться, пока над ним не поплыли клубы дыма, заслонившие вид на озеро. Мария слышала, как люди вокруг костра засмеялись и разразились криками.

Праздничный костер. Но для чего?

Потом она услышала гулкий выстрел замковой пушки на бастионе. Эхо оказалось таким громким, что дверь покачнулась на петлях. Мария вздрогнула от страха. Кто-то напал на остров? Пушка продолжала стрелять через равномерные промежутки времени. Это был салют.

– Пошлите за Джорджем Дугласом, – обратилась она к Мэри Сетон. – Спросите его, что это значит.

Она могла бы спросить стражников, но это были грубые мужланы, которые бы с удовольствием притворились, что не поняли вопроса. Джордж хотя бы вел себя прилично и единственный во всем замке не насмехался над ней. К тому же он был красивым молодым человеком, хотя казался немного не от мира сего.

Быстрая, как змея, в ее сознании промелькнула мысль: «Может быть, Джордж принесет мне перо и бумагу». Внезапно она устыдилась своей мысли. Но понимание того, насколько строгим было ее заключение, в сочетании с пониманием, что она не может рассчитывать на какую-либо помощь извне, приводило ее в ярость. «Если они относятся ко мне подобным образом, как можно винить меня в том, что я буду пользоваться любыми подручными средствами? Они отняли у меня все. Не осталось ничего, кроме сочувствия, которое я могу пробудить в чьем-то сердце. Если я не могу написать друзьям за пределами замка, то должна завести друзей в замке».

«Интересные мысли для мертвеца, – с приятным удивлением произнес голос ее разума. – Я же говорил, что нужно подняться со стула, миледи».

Джордж Дуглас с неуверенным видом стоял в дверях. Он был действительно хорош собой: очень бледная кожа, васильковые глаза и густые волнистые темные волосы. Это было приятно, так как Мария испытывала неприязнь к рыжим волосам и веснушкам, часто встречавшимся у Дугласов, – возможно, потому, что они напоминали ей о Мортоне.

– Вы звали меня, мадам? – спросил он.

– Мастер Дуглас, почему замковая пушка дала троекратный салют? – спросила она, закутавшись в шаль. – И почему разложили праздничный костер?

– Я… я… пусть отец вам скажет! – выпалил он, побледнев еще больше. Прежде чем Мария успела остановить его, он выскользнул наружу и оставил ее стоять посреди комнаты. Она стала ждать, преисполнившись недобрых предчувствий. Наконец появился хромающий лэрд Уильям Дуглас с тростью в руке.

– Добрый сэр Дуглас, – она попыталась изобразить любезный тон. – По какому случаю в замке устроили торжественный салют?