Ошибка Нострадамуса

В 1952–1954 годах в мандельштамовскую «мансарду» часто захаживал композитор Исаак Шварц. Он даже хотел, чтобы поэт написал либретто к задуманной им опере по роману Тургенева «Накануне». Этот замысел не был реализован. Исаак Шварц, чей отец был репрессирован и расстрелян и 1938 году, был поражен «крамольными» речами, которые велись в окружении Роальда, и благоразумно поспешил отчалиться от него. Но стихи поэта Шварц сразу оценил и полюбил на всю жизнь. Спустя много лет он вспоминал: «Отличительная черта его жизни — внутреннее колоссальное богатство и жуткий контраст с внешней оболочкой. Такая убогость внешней оболочки и такой богатейший внутренний мир. Вот такого контраста я действительно не встречал никогда. Этим для меня Роальд Мандельштам очень дорог. В этом тщедушном человеке было столько внутреннего духа. Очень сильный был характер, несмотря на такую внешнюю слабость мышечную, сила духа была мощнейшая».

Роальд Мандельштам не скрывал своих мыслей о советской власти, которую ненавидел и презирал. В органах безопасности об этом знали, но в то время как его друзья-художники регулярно вызывались на допросы, Роальда никто не трогал. Когда был арестован Роман Гудзенко, следователь, майор КГБ сказал ему:

«Мы даже его не вызываем, он скоро сам сдохнет, это дерьмо! Мы даже не вызывали его по вашему делу, Родион Степанович, он и так сдохнет, его вызывать нечего. Он труп!»

В 1956 году Роальд Мандельштам умер в первый раз. Он попал в больницу в таком тяжелом состоянии, что врачи заранее оформили свидетельство о его смерти. Но он выжил тогда благодаря друзьям и стихам. Копию же этого свидетельства получил и с гордостью всем показывал.

Во второй и последний раз он умер в январе 1961 года в больнице, от кровоизлияния в кишечнике. В последние месяцы его жизни с ним общался поэт Анри Волохонский. «Он высох совершенно, — вспоминает Волохонский, — два огромных глаза, тонкие руки с большими ладонями. От холода укрыт черным пальто, а вокруг пара книг и много листочков с зачеркнутыми стихами, потом опять переписанными».

Ну а потом последний путь. Лошадь с санями и гробом и бредущие за ней две фигуры в валенках: Арефьев и сестра. Зима была лютая. Могильщикам тяжело было копать, и они ругались вполголоса. Арефьев пообещал им две дополнительные бутылки водки.

«Он нигде в жизни не комплексовал о своем маленьком росте, настолько он был великий человек. И так возвышался над всеми своим остроумием и своими репликами и никогда и нигде не уронил своего поэтического достоинства», — написал о нем впоследствии Арефьев.

А если вы хотите узнать, что думал Роальд Мандельштам о жизни, то вот:

Когда я буду умиратьОтмучен и испет,К окошку станет прилетать

Серебряный корвет.Он бело-бережным крыломЗакроет яркий свет,Когда я буду умиратьОтмучен и испет.

Потом придет седая блядь,Жизнь с гаденьким смешком —Прощаться.— Эй, корвет, стрелять!Я с нею незнаком.Могучим басом рухнет залп,

И старый капитанМеня поднимет на шторм-трап,Влетая в океан!

Тетрадь в клеенчатой обложке

Горький мучительно умирал на подаренной ему Сталиным даче в Горках. Агония длилась несколько дней. Утром 18 июня приехали Сталин, Ворошилов и Молотов. Сталин вошел хозяйской походкой. Задержался в столовой. Здесь было многолюдно. Ему это не понравилось. Раздраженно спросил Крючкова: «Зачем столько народу? Кто за это отвечает? Вы хоть знаете, что мы можем с вами сделать?» И совсем разозлился, увидев постную физиономию шефа НКВД Генриха Ягоды. «А этот зачем здесь болтается? Убрать!»

Наведя порядок, зашел в спальню. Горький лежал с закрытыми глазами. Хрипел, натужно дышал. Лицо, уши и кисти его рук уже посинели. Сталин молча смотрел на него темными глазами. Вдруг произошло неожиданное. Горький очнулся и узнал посетителя. Даже попытался приподнять голову с подушки. Сталин жестом остановил его. Сказал: «Что это вы болеть надумали, Алексей Максимович. Поправляйтесь скорее. А, быть может, в доме найдется вино, — мы бы выпили за ваше здоровье по стаканчику». Горький с трудом произнес: «Спасибо, Иосиф Виссарионович». Принесли вино. Все выпили и даже Горький пригубил рюмку. Уходя, уже в дверях, Сталин помахал Горькому рукой.

Ночью разразилась гроза. Деревья в саду раскачивались и глухо шумели. Утром, когда гроза закончилась и наступила рассветная тишина, Горький умер. Вскрытие произвели тут же на месте, у еще теплой кровати, прямо на столе. Опытные врачи действовали быстро — никаких эмоций. Знаменитый пациент стал для них просто трупом. Вскрыли тело. Помыли внутренности. Зашили разрез простой бечевкой. Мозг положили в ведро. Крючков лично отнес его в машину и отвез в Институт мозга.