Оскар за убойную роль

Верзила работал один, скучал, и для него милое дело было – почесать с кем-нибудь язык.

– Да тыщ пятьдесят бывает, – охотно откликнулся Ходасевич.

– Долларов?

– Да нет, рублей. У нас фирма маленькая.

– У-у… – разочарованно протянул приемщик. – А я уж хотел у тебя адресок спросить, где сейф брать. – И широко улыбнулся.

– Ну, запиши, – усмехнулся Танин отчим.

– Да больно надо! Из-за пятидесяти дубов «деревянными» связываться!

– А я вот, если честно, волнуюсь, – понизил голос Ходасевич. – Вдруг у меня тот ключ тогда сперли? Копию организовали – и всей зарплате ноги приделают? Слышь, мужик, – еще более доверительно проговорил Валерий Петрович, – у меня работа тут недалеко. Может, к тебе в последнее время кто обращался? Чтоб такой же ключ сделать?

– Не… – почесал в затылке детина. – Не было таких. Точно не было.

– А может, к сменщику твоему приходили?

– Я один работаю. Без всяких сменщиков. Пашу тут как пчела – с десяти до восьми, без перерыва на обед.

– Да? Точно никто не обращался?

– Точно, точно, папаня.

– Слушай, а где тут еще есть металлоремонт? Куда мне с моим ключом-то обратиться?

– На Лесной, кажись, есть. Вроде еще на Красина остался. А вообще в центре металлоремонтов негусто. Сам знаешь: земля дорогая. Все бутиками да казино застроили. Вон и у нас тут тоже бутик будет. Съезжаем скоро.

– И куда съезжаете? – посочувствовал Ходасевич.

– А хрен его знает, – сплюнул на пол приемщик. – Если далеко – совсем, на хрен, уйду.

– Да? Ну, бывай. Удачи тебе.

– Счастливо, бухгалтер.

Валерий Петрович вышел на улицу.

Смешно было, конечно, думать, что в первом же, самом ближнем к Таниной работе, пункте он выйдет на след похитителей. Таких удач не бывает не то что в жизни, но даже и в кино. Но надо ж было с чего-то начинать.

Почему-то Ходасевича не покидало стойкое ощущение, что документ выкрал дилетант. А с дилетанта вполне станется утащить ключ из Татьяниной сумки и пойти делать дубликат в обычный металлоремонт.

Валерий Петрович нащупал в кармане сигареты, закурил. Еще с армии у него была привычка – не курить на ходу. В крайнем случае, если не видно поблизости кафе или лавочки, можно посмолить стоя – но ни в коем случае не шагая… Это и со стороны выглядит некрасиво, и так же, как пить или есть на ходу, не испытываешь никакого удовольствия.

В тот момент, когда он прикуривал, раздался звонок мобильного телефона. Валерий Петрович посмотрел на определитель номера: звонил Родя – сотрудник Татьяны и его, Ходасевича, агент.

Валерий Петрович нажал на клавишу «соединить».

– Здравствуйте, – раздался в трубке взбудораженный, довольный голос дизайнера Щапова. И тут же, без предисловий: – Я знаю, кто украл документ.

– Какой ты быстрый, – улыбнулся Ходасевич. – Молодец. Ну, и кто же?

– Татьяна Садовникова.

– С чего ты взял, что это она? – нахмурился Валерий Петрович.

– А ее с работы увольняют.

Таня

После стычки с бешеным депутатом Таня в одиночестве поднялась на второй этаж. Ни на кого из сотрудников не глядя, прошла в свой кабинетик. Бросила Наташке: «Пожалуйста, ни с кем меня не соединяй».

Села в свое любимое кожаное кресло. Минут пять посидела – бездумно, покойно. А потом вздохнула, встала и принялась разбирать стол. Полетели в шредер копии старых договоров, эскизы, результаты исследований, варианты слоганов. Она содрала с компьютеров и со стены гору желтых стикеров – напоминаний. Они ей уже больше не понадобятся.

Тане казалось, что механическая работа поможет ей успокоиться. Сначала вроде так и было. Однообразные движения рук заставили ее забыться. Но потом – когда с бумагами было покончено – она сняла с монитора игрушечную лошадку, подарок Валерочки. Сунула в сумку. Сложила крохотный портретик Ходасевича в рамочке, стоявший рядом с принтером. Фотография тоже полетела в сумочку. Еще одно фото со стола, побольше, – Макса. Туда же!

И тут, когда ее обжитой стол сиротливо оголился, долго сдерживаемая тоска вдруг затопила ее – всю, с берегами. Она не хотела уходить! Она не могла поверить, что сегодня выйдет отсюда – и никогда, никогда, никогда больше не увидит этого уютного кабинетика, родного стола, привычных стен. И милых сотрудников – с которыми она, бывало, ругалась, и «строила» их, и сердилась на них, и учила. Но в этот момент все они казались ей родными, близкими людьми. Даже ближе, чем иные родственники. Она не могла сейчас поверить, что кто-то из них подставил ее, желал ей зла. Все они – и Мишка, и Артем, и Натка с Полиной, и Родя – стали за три года работы почти что ее семьей. Было невыносимо думать, что все они завтра придут сюда, на службу, и будут заниматься все теми же, никогда не кончающимися делами, а ее уже не будет с ними.

Таня заплакала. Слезы текли по ее щекам, и одновременно ей становилось легче. Досада и тоска словно вымывались солеными потоками из души.

И тут зазвонил прямой телефон шефа. Татьяна долго не снимала трубку – надо было справиться с рыданиями, чтобы Теплицын не услышал ее зареванный голос.

– Слушаю вас, – наконец проговорила она.

Голос не сорвался – но это был не ее, а чужой, вымученный голос.