Осколки ледяной души

— Кем интересуешься, я тут всех знаю! — горделиво похвасталась продавщица, тут же отшвырнула тряпку, достала пухлый гроссбух и счетную машинку и начала усиленно изображать занятость.

Ох, как велик был соблазн спросить про Генку! Ох, как велик! Спросить, уличить и припереть его потом к стенке неопровержимыми доказательствами. Удержалась. Не спросила.

— Неделю назад, может, чуть меньше или больше, на светофоре сбили старушку. Она умерла, не доехав до больницы, — быстро проговорила Шурочка и снова потерла затылок от неприятного ощущения. — Может, видел кто, что за машина? Или кто-то кому-то говорил, рассказывал. Мерзавец умчался, даже не затормозив. То ли испугался. То ли…

— Испугался он! — сердито фыркнула тетка, отложила в сторону счетную машинку и, высунув в окошко торговой палатки пухлую ладонь, призывно шевельнула пальчиками-сардельками. — Давай деньги!

— Вы видели?! — поверить в то, что ей так сразу повезло, было даже немного страшновато, а тут еще жжение в затылке не проходит, и оглянуться и пошарить глазами по толпе так и тянет, так и тянет.

Шурочка влезла в сумочку, достала четыре сотни и сунула их алчной продавщице.

— Хватит?

— А то! — Деньги молниеносно исчезли в павильонном окошке. Тетка тут же высунула нос наружу и зашептала горячо и со страстью:

— Короче, бабку этот мужик пас.

— Как пас? — Спина у Шурочки мгновенно ощетинилась мурашками. — Следил, что ли?!

— Именно. Она тут у нас отоваривалась в овощной палатке постоянно. Сижу тут уже три года, всех наперечет почти знаю. Новичков сразу вычисляю. Пенсионеров знаю всех в лицо. В палатку-то эту никто, кроме пенсионеров, и не ходит. Станет рабочий люд из-за двух рублей разницы в цене в очереди толкаться. Тут одни пенсионеры и толпятся. Так вот эта бабуся постоянно здесь отоваривалась. Приветливая такая, хотя и гордая. Со мной всегда здоровалась, но знаешь, так… Свысока, что ли. Здравствуй, говорит, милочка, и так чуть кивнет. А мне ее здрасте — что дверца одному месту. Тоже мне… — Тетка перевела дух, сморщившись от воспоминаний о заносчивой старухе. — В тот день она тоже очередь отстояла и двинула потом на светофор. Ее автобусная остановка вон там через дорогу.

Шурочка проследила за толстым пальцем, указывающим на противоположную сторону улицы, и вот тут увидела…

Машина! Грязная, заляпанная по самые окна машина, трудно определяемого названия и цвета иномарка, что торчала сбоку от ее «Тойоты» во дворе Верещагиной. Она не могла ошибиться, это была та самая иномарка. И почему-то она вдруг оказалась здесь, почти рядом, а не где-нибудь еще. Почему? И не оттуда ли высверливают ей затылок чьи-то любопытные глаза?..

— Так вот в тот день все было, как обычно. Она купила какой-то овощ и пошла. Светофор показывал то, что надо. Пускай не брешет никто. До того, как начать мигать желтому, было еще очень далеко. Она и пошла через дорогу. И тут этот малый… Он стоял все то время, что она отоваривалась, на стоянке. Я видела его. Потом бабка пошла, и он поехал. И замер прямо у бровки тротуара. А когда она двинула, он завелся и так газанул, что бедная старуха через машину перелетела. И умчался, даже не затормозив. А как ему тормозить, когда на лицо злой умысел?..

— А вы?.. Вы кому-нибудь говорили об этом?

Шурочке вдруг сделалось так страшно, так страшно. И того, что Танину соседку на самом деле кто-то убил. И того, что за ней тоже, кажется, следят. И того, что, видимо, они все очень сильно заблуждались, обвиняя во всех бедах бывшего мужа Татьяны.

Нужно было время, нужно было срочно подумать и срочно обсудить все с ребятами. Что-то не состыковывается, не клеится никак история с наездом на старушку с историей про Верещагина и его возможную причастность к краже компьютерной программы. Может, и не было никакой кражи-то?!

— Вы кому-нибудь рассказывали об этом? — повторила Шурочка свой вопрос, потому что продавщица перестала вдруг обращать на нее внимание, целиком и полностью погрузившись в изучение ценников на дальней стене палатки.

— Вот еще! — фыркнула та громко, не оборачиваясь. — С какой это стати я стану рассказывать?! Меня, во-первых, никто не спрашивал. А во-вторых.., никто не заплатил бы, прояви я свою гражданскую сознательность.

— Слушайте, а машина-то!.. — вспомнила вдруг Шурочка о том, что так и не услышала ни о номерах, но и марке машины. — Машина-то какая была? Марка, номера?

— А я почем знаю! — вдруг с чего-то обозлилась тетеха. — Номеров не видела. А в марках я не разбираюсь. Не наша, это точно. Иностранная какая-то. Грязная вся. Грязь, наверное, года три этот говнюк собирал. Цвет даже определить невозможно.

— Не та ли машина? — Шурочка полуобернулась и вытянула руку в сторону остановки, с которой всегда уезжала погибшая соседка Тани Верещагиной.

Там она только что видела заляпанную грязью иномарку.

— Это которая? — Тетка все же обернулась от прилавков и уставилась в сторону, указываемую Шитиной. — Не вижу! Которая?

Шурочка обернулась и открыла от изумления рот. Машина исчезла. Только что стояла на противоположной стороне, нацелив хищную морду в ее сторону, и вдруг нету.