В это время большой зал заседаний, напоминавший церковную залу, заполнялся высокопоставленными гостями и послами из разных стран, большую часть которых составляли те, кто заявил о нейтралитете. Анджеллина, проникшая в парламент через черный вход, пробиралась по широкому, но забитому людьми проходу меж рядов.
– Рискну предположить, что вы снова сбежали.
– О, Саша!
Он поднес палец к губам. Анджеллина тут же умолкла, улыбнулась и села рядом.
– Я здесь под фальшивым именем и не хочу привлекать к себе особое внимание, учитывая, что должен находиться в замке под арестом.
– Ха, не удивлена, что вас никто не узнал. В этом шелковом костюме с белой рубашкой, еще и с распущенными волосами и зелеными линзами вы похожи на даму. Вы бы еще шляпку надели!
– С трудом, но сочту за комплимент. К слову, это настоящий цвет моих глаз.
– Ох, вот как.
– А вы сюда как попали?
– В отличие от вас, под настоящим именем и через черный вход.
– И как же вас пустили, если вам запретили приходить?
– А никто здесь об этом не знает.
Саша вскинул правую бровь и устремил взгляд на пустующую трибуну перед флагами стран-союзниц Делиуара, включая флаг Германской империи.
– Как вы себя чувствуете?
– О чем вы? – чуть придвинулась принцесса.
– О том, что внутри вас.
– По-прежнему вижу странные видения и сны.
– Как ваше физическое состояние?
– Все хорошо.
– Может, болит голова, отказывают конечности?..
– Слава богу, нет, а почему вы так интересуетесь?
– Просто.
«По вам не скажешь», – вспоминая предыдущий разговор, Анджеллина решила не интересоваться его удрученным видом.
– Мы рано пришли. – Саша встал. – До заседания еще полчаса. Может, пройдемся?
– Хорошо, раз вы хотите.
Они вышли на балкон на втором этаже с обратной стороны здания, откуда открывался вид на пустой сад через дорогу от них. Саша собрал волосы в низкий узел, оставив челку и выступающие по бокам пряди. Несмотря на припекающее солнце, в тени действовали свои правила, и Анджеллина, одетая в белый брючный костюм с зеленой брошью на груди, поежилась от порыва холодного ветра. Саша выступил вперед и положил руку на каменные перила. Анджеллина остановилась в пяти шагах от него. Ей хотелось поговорить с ним, но она не знала, какие подобрать слова, чтобы не вызвать в нем неприятных чувств. Довольно того, сколько она доставила их в прошлый раз.
Не отводя взора от сада, Саша заговорил медленно и тихо, и потому Анджеллина внимала каждому его слову:
– Не знаю, почему говорю об этом именно вам… Я вообще, как оказалось, не понимаю многих вещей.
– Конечно, – начала она приподнятым голосом. – Ведь вы еще так молоды…
– Я сказал об этом не для того, чтобы вы меня поддержали или пожалели, – перебил он Анджеллину. – Я стал замечать, что не понимаю то, что испытываю. Эти чувства словно противоречат моей природе. Они мне неприятны, но, когда накатывают, я чувствую, как сильно, почти до боли колотится сердце, и со мной происходит что-то странное. Знаю, для вас, человека явно романтичного, подобный анализ собственных эмоций кажется странным, потому что для вас они в порядке вещей. – Саша глубоко вздохнул и выдержал паузу. – Когда… умирала Анко, я не мог смотреть ей в глаза. Я изо всех сил делал вид, будто ничего не происходит. Она говорила и говорила, а я молчал, словно разучился говорить. Я не знаю почему. Бабушка тоже умирала у меня на глазах, но после я практически не вспоминал о ней. В обоих случаях я вел себя как эгоцентричный подлец, а они… Я не понимаю, почему, но, умирая, они просили меня помнить их.
– Пока нас помнят, мы живем.
– Нет, – затряс он головой. – Все это сентиментальный бред.
– Знаете, что на самом деле сентиментальный бред? Ваш страх любить и страх принимать чужую любовь.
Поднявшийся холодный ветер растрепал волосы Саши. Когда порыв ослаб, он убрал пряди с лица и продолжил все тем же ровным тоном: