Осколки памяти

Грузин Самошвили не стал долго раздумывать, все его гранаты одна за другой полетели в середину костра, разметав людей в разные стороны. Для верности он пустил веером по кругу длинную очередь из автомата, приподнялся с земли и приблизился к убитым, машинально ковырнул носком сапога тлеющие головёшки костра, обошёл место бойни, посмотрел первому в лицо и отшатнулся. На лице врага застыла улыбка, а его открытые глаза смотрели прямо на грузина. Кацо показалось, что «дух» жив. Он взял в руку ещё теплую ладонь врага, пощупал пульс, убедился, что он мёртв. Ладонью прикрыл веки его глаз, молча шагнул следом за сержантом, нечаянно толкнув в спину.

– Ты как лунатик, Кацо. Что тебе, места мало? Хорошо сработали, теперь к своим…

Самошвили промолчал и обогнал сержанта, бояться было некого, и они шли в обратном направлении в полный рост. Тишину нарушил выстрел из винтовки, потом ещё один. Чем-то обожгло живот грузина, Кацо недоумённо поднял голову, ноги подкосились, и он рухнул на спину. Садыков волчком крутанулся на земле и, не обращая внимания на боль в правом плече, выпустил длинную очередь из автомата в сторону выстрелов, быстро перезарядил его и, стреляя на ходу, бросился вперёд.

Его душман, тот самый, которому связали руки и ноги, дёргался в предсмертных судорогах, руки его были развязаны и сжимали винтовку. Очередь из автомата сержанта вошла в голову душмана, изуродовав лицо и шею. Он ещё услышал шаги Садыкова, с трудом повернул своё изуродованное лицо, превращённое в красноватый кусок пульсирующего мяса, жалобно простонал и затих, уткнувшись кровавым месивом в песчаную пыль. Садыков в этот раз на всякий случай сделал контрольную очередь в тело врага, нагнулся над другом, обмотал бинтом его живот и взвалил на спину. Теперь он устало брёл обратно, и снова грузин лежал на его спине, и уже правдиво стонал. У сержанта подкашивались ноги, жгло рану в плече, гудело в голове, но он упорно передвигался, пока не свалился на землю. Встать снова он не смог и тогда пополз, таща за собой раненого грузина, с трудом вытащил ракетницу и выстрелил в небо. Их ждали, и уже через полчаса, подхватили под руки. Кто-то сунул фляжку в губы Садыкова, который взахлёб опорожнил её, Подозвав к себе Озерова, тяжело дыша, хрипло едва слышно выдавил:

– Кацо срочно в медпункт. Оставь мне пулемёт, они тут не пойдут, кончили мы их, а там будет жарко. Доложи, гранатомёт уничтожен. Матвееву передай: за жизнь Кацо отвечает головой, так и передай – головой, – проговорил он, удобней устраиваясь за пулемётом.

Вновь наступила тишина, зловещая, предутренняя. Самое безопасное место было под козырьком скалы, где расположился фельдшер Матвеев. Он сновал между носилками и поил раненых водой. Воды оставалось мало, и вся она была сосредоточена в руках фельдшера. Кудрин приказал вырыть котлован и обложить его камнями. Сюда собрали всех раненых, а в дальнем углу положили убитых. Пленный Махмуд освоился со своим положением и неутомимо носился среди раненых, стараясь заслужить доверие сердитого доктора.