Осколки судеб

За ней в дверях появились оживленные лица Джозефа и Анны, и секундой позже Анна поставила на стол свое блюдо.

– Ты плачешь, Айрис? В чем дело? Ответил Тео:

– У нас возникла проблема. Я сам только что узнал. Наш сын решил не ходить завтра на церемонию бар-мицвы.

Джозеф остолбенел.

– Что? Он заболел?

Мальчик, окруженный взрослыми, стал, казалось, меньше, и его хрупкость, так не сочетавшаяся с выражением лица взрослого человека, выражением, в котором под видимостью вызова Айрис разглядела смятение, наполнила ее печальными предчувствиями, заставив позабыть весь гнев. Может, ее отец сумеет переубедить его, ведь дедушка и бабушка не каждый день занимаются его воспитанием. Эти мысли пронеслись в считанные доли секунды.

– Скажи, – переспросил Джозеф, положив руку на лоб Стива, – ты заболел? Нет, температуры у тебя нет. Да ты просто боишься, вот в чем дело. Нервы сдали. Давай выйдем на свежий воздух, сядем под деревом и поговорим. Тебе сразу станет лучше.

И, взяв Стива за руку, он хотел было пойти к двери. Но Стив выдернул руку.

– Сейчас мне не станет лучше. Лучше мне станет завтра, когда я не пойду в синагогу на церемонию, в которую не верю.

– Ты не веришь, – как эхо повторил Джозеф, который сам с величайшим трудом перешел от ортодоксального иудаизма к реформаторскому. И вот его внук заявляет ему, что он «не верит».

В комнате повисло молчание. Все чего-то ждали. Дедушка тоже, казалось, вдруг стал меньше, словно усох. Он осмотрел мальчика сверху вниз, от красивой головы до болтающихся шнурков на кроссовках, затем снова поднял глаза к его лицу.

– Тогда скажи мне, – медленно проговорил он, – когда ты пришел к этому великолепному выводу и почему тянул до последней минуты, а не сказал об этом раньше? Тебе захотелось нас помучить?

– Я давно думал об этом. Просто сегодня, когда я возвращался из школы, меня вдруг осенило; я понял, что не смогу через это пройти, вот и все.

Джозеф кивнул и потянулся за стулом.

– Может, ты скажешь мне, какая именно мысль тебя «осенила».

– Я же уже сказал. Я не верю. Ни во что. Потому что Бога нет.

– Понимаю. Бога нет. И ты, Стив Штерн, можешь это доказать.

– А ты не можешь доказать, что он есть. Тебе хочется верить, что он есть, потому что ты старый и боишься смерти.

Подобное замечание в адрес отца привело Айрис в ярость, и вся ее жалость к Стиву мгновенно испарилась.

– Как ты смеешь так разговаривать с дедушкой! – крикнула она.

– Оставь его, Айрис, – сказал Джозеф. – Но Лауре лучше этого не слышать. Лаура, милочка, отнеси печенье на кухню.

Ну конечно, папа боится, что все это окажет на Лауру дурное влияние.

Вмешался Тео, решивший попробовать иной подход.

– Ты грамотный человек, развит не по годам. Я всегда ценил это в тебе, всегда ставил это тебе в заслугу, так? Так вот, ты наверняка слышал о Ницше…

– Да, это он сказал, что Бог умер.

– Верно. Но он имел в виду, что в мире образовалась пустота, вакуум как раз потому, что люди утратили веру во что бы то ни было. И он предсказал, что этот вакуум заполнит зло, к власти придут те, кто не верит ни во что, кроме силы. Фашисты. Он имел в виду, что Бог необходим.

Тео встал на защиту покоя и порядка, на защиту своей семьи и Джозефа тоже. Понимая это, Айрис испытывала чувство благодарности к мужу.

Стив сорвал листок с цветка, стоявшего на рояле, и теперь мял его в руках. Он не нашел, что возразить отцу, и смог лишь повторить то, что уже говорил.

– Но вся эта роскошь не имеет с верой ничего общего. – Он махнул рукой в сторону столовой. – Это же просто светский прием и ничего больше.

– Никакая это не роскошь, – возразила Анна. – Твоя мать – скромная женщина.

– Она и в самом деле такая, – заверил его Тео. – Я бы пригласил оркестр. Твоя мать согласилась только на струнный квартет.

С минуту казалось, что обстановка разрядилась и Стив сдастся. В комнате опять повисло выжидательное молчание.

– Я не могу этого сделать, – сказал наконец Стив.

Айрис пришла в отчаяние. Было почти шесть часов. Она прибегла к уговорам.

– Стив, пожалуйста, мы любим тебя. Ради меня, ради всех нас сделай то, что нужно, не важно, что ты об этом думаешь.

Тео положил ладонь ей на руку. Она почувствовала, что его рука дрожит.

– Не надо, Айрис. Мать не должна упрашивать своего тринадцатилетнего сына. – Он оглядел собравшихся, словно выступал перед большой аудиторией. – Дисциплина! Я никогда не уставал повторять это слово. В Америке родители боятся своих детей. Я не боюсь своих. Не боюсь приказать что-то сделать. Я люблю и уважаю своих детей и рассчитываю на любовь и уважение с их стороны. – Он посмотрел прямо на Стива. – Нет, я рассчитываю немного на большее, потому что я – глава семьи. Итак, завтра ты сделаешь то, что положено. Еврейские мальчики должны пройти церемонию бар-мицвы, и ты ее пройдешь.

– Мне не нравится быть еврейским мальчиком. Если хочешь знать, я бы предпочел быть арабом.

– Боже мой, – прошептала Анна.

– А, – сказал Тео. – Может, живи ты в то время, ты бы поддержал Гитлера? Стал бы штурмовиком?

Джозеф покачал головой.

– А может, моему внуку нужна хорошая трепка?

– Может быть, – согласился Тео.