Осколки великой мечты

– Много! Черт возьми, будет много! Не перебивай!.. И еще! Самое главное! У нас дома есть сейф. В спальне! В стене, кнопка под моей картиной. Код такой… Записывай, а то забудешь. Быстро!.. Пять вправо – тринадцать влево – одиннадцать вправо – двадцать влево. Поняла?! Повтори!..

В комнату заглянул первый зам. Соломатин рыкнул на него:

– Выйди пока!.. – Крикнул в трубку: – Это я не тебе!.. Давай повторяй!..

Она послушно повторила.

– Правильно!.. – подтвердил Соломатин. – Дальше! Возьмешь в сейфе все бумаги. Там – только бумаги, никаких денег, но бумаги – очень важные… Возьмешь документы, спрячешь их в свои носильные вещи, вывезешь из страны. Поняла? Это важно!..

– Все поняла. Все сделаю, как ты сказал.

– Ладно, до связи.

– Олежек, ты меня любишь?

– Отстань, не до тебя.

– Ну, скажи: любишь?

– Да, да, черт возьми!.. Давай действуй, шевелись!.. Не до тебя!

Соломатин нажал «отбой» и крикнул так, чтобы его услышали через двойные двери:

– Давайте заходите там! Все! Живо!

Тот же день – суббота, 21 декабря.

Полдень

Ровно в двенадцать дня безупречно вежливые люди в мундирах позвонили в квартиру Соломатина на Чистых Прудах. Людей в форме сопровождали трое в штатском, а также, для пущего устрашения, шесть человек в шерстяных масках, с короткоствольными автоматами в руках.

Дверь открыла бледная перепуганная женщина в фартуке. Губы ее тряслись.

Женщину оттеснили, люди рассыпались по квартире. Человек в штатском мимоходом показал экономке постановление об обыске, прошел в квартиру.

Пригладил волосы перед огромным зеркалом в холле.

Не глядя, спросил экономку:

– Кроме вас, в квартире еще кто-нибудь находится?

– Никак нет, – подобострастно пролепетала женщина. – Хозяйка собрала вещи и уехала час назад. Хозяина нет с утра.

– Понятые, пройдемте со мной, – скомандовал мужчина в штатском и жестом пригласил еще двух оперов, одетых по-простецки, следовать за ним.

Шагнул в гостиную. Там уже скучал автоматчик.

Одна дверь из гостиной вела в спальню. Человек в штатском прошел туда, осмотрелся. Космическое убранство. Черные шелковые простыни. Реалистический портрет хозяина в тяжелой золоченой раме.

Заглянул в ванную. Еще теплая.

Вернулся в гостиную. За другой дверью открывалась анфилада комнат.

Сначала – полупустой зал с натуральным камином (как только пожарные позволили?). У камина торчит «маска» с автоматом.

Далее – еще одна дверь. Человек в штатском шагнул туда. Кабинет. Огромный письменный стол. Над столом – портрет, очевидно, парный тому, что висит в спальне. Видно, работы того же художника. Но этот портрет куда симпатичнее, потому как на нем изображен не пятидесятилетний мужик с залысинами и крохотными глазками, а юная девушка в открытом платье с большой бриллиантовой брошью на груди. Глаза девушки сверкают, словно бриллианты.

– Похоже, хозяйка, – пробормотал про себя штатский. – Да, этот Соломатин разбирается в бабах… Знает, кого покупать…

Штатский подошел к письменному столу. На столе одиноко лежала тонкая стопка бумаг.

Он перелистал ее. Контракты, договоры о вознаграждении… Названия заграничных банков… Десяти– и двенадцатизначные номера счетов… Штатский вгляделся в фамилии.

Присвистнул. Пробормотал: «Однако!» Затем воровато оглянулся – автоматчик в маске стоял у дверей как истукан и глядел, казалось, в сторону.

Тогда штатский быстренько взял документы со стола, сложил их вчетверо и сунул во внутренний карман своей черной кожаной куртки.

Ночь с субботы на воскресенье.

Полонский

– Владик? – раздался в трубке томный юный голос.

– Я. – Полонский медленно просыпался.

– Здравствуй, мой одуванчик.

– Инночка! Ты откуда? Тебя так хорошо слышно!

– Раз меня хорошо слышно, – усмехнулась она, – значит, я звоню издалека.

– Ты все-таки удрала! Я так рад.

– Ну, как тебе там спится? Ты один?

– Один, моя хорошая, один. После тебя никого не хочется. Все остальные бабы по сравнению с тобой пресные, как вареный лук.

– Приятно слышать. – Хохоток.

– А ты одна?

– Нет. Справа от меня лежит Жан-Поль, а слева… – Она сделала паузу и промурлыкала чарующим голоском: – Слева, о – о! Жерар…

Профессор почувствовал, что, несмотря на бог знает сколько миль, разделяющих их, от ее чарующего голоска в нем просыпается желание.

– Те самые Поль и Жерар? – спросил он хрипло.

– А ты как думал!..

– Они же старики.

– А я люблю мужчин в соку, в возрасте. Ты разве этого еще не понял?

– Ты имеешь в виду своего супруга?

– Не говори мне об этом козле.

– Значит, ты подразумеваешь меня.

Смешочек, воркование:

– Конечно, тебя, мой милый, мой любименький… Мой Вла-адик…

– Когда мы увидимся?

– Приезжай.

– Когда и куда?

– Это я тебе потом скажу. А ты скажи, как меня любишь.

– Очень. Очень люблю мою длинноногую кошку, мою сладкую лапку.

– Скажи, куда ты меня целуешь.

– В ушко. В маленькое красивое ушко. А потом ниже, в шейку, а потом еще ниже, в плечико, а потом в грудь…

– Ну, хватит, хватит, зацеловал!..

– Эй, говори, где ты, я немедленно к тебе вылетаю. Первым же рейсом.

– Подожди, подожди, еще не время. Пусть все уляжется. Повидаешь меня еще. Приедешь…

– У тебя там все в порядке, милая?

– Более чем.

– Ты немножко выпила?