Осколки зеркала

Дима знал об актерском увлечении Андрея, понимал, что он достаточно образован и начитан, и посоветовал Андрею поступать на режиссерский факультет. Кстати, по рекомендации Димы весной 1954 года Андрей попал на съемку в учебную студию ВГИКа, где сыграл роль капитана баскетбольной команды, а я стала подрабатывать моделью (тогда это называлось «актриса по вызову») в учебной фотостудии.

В то время Андрей знал кино лишь как обычный зритель и не представлял себе, что такое на самом деле профессия кинорежиссера. Но Дима увлек его своим энтузиазмом, и Андрей начал собирать документы для поступления. Взял в «Нигризолоте» характеристику. Сам напечатал фотографии, снятые летом в Абрамцеве. (Я при сем действе присутствовала, сидела с братом при красном свете и впервые наблюдала чудо появления изображения на фотобумаге.)

Написал Андрей рецензию на недавно вышедший фильм С. Юткевича «Великий воин Албании Скандербег»[66]. С этой своей первой работой о кино Андрей приехал в Голицыно, чтобы папа и Татьяна Алексеевна прочли ее и сделали свои замечания. Помню, что папа и его жена были растеряны, так как совершенно не знали этого специфического жанра, да и фильма самого не смотрели.

Составил Андрей и свою автобиографию. Естественно, тогда ему и в голову не приходило, что когда-нибудь киноведы и историки кино будут изучать по ней его жизненный путь. Он не захотел вдаваться в детали («Я родился на Волге, в г. Юрьевце», а не в селе Завражье), кое-что преувеличил («В течение занятий в школе занимался музыкой», на самом деле окончательно бросил занятия к пятому классу). Конечно, было бы ему глупо писать, что он был отчислен из Института востоковедения за неуспеваемость и непосещаемость, и в автобиографии появилась история о сотрясении мозга, полученном на занятиях физкультурой, в результате которого ему пришлось покинуть институт.

Наш папа близко к сердцу принял известие о решении Андрея. Волнений было много. Папа обратился к знакомым, имеющим отношение к кино. Написал (или позвонил?) Виктору Борисовичу Шкловскому. Шкловский, который любил папу и выручал его в трудные минуты (во время войны помог перевезти его в московский госпиталь), направил нас с Андреем к человеку со знаменитой фамилией Бендер, который работал во ВГИКе, кажется, ассистентом-преподавателем. «Направил нас», потому что и я собралась поступать, конечно же, на актерский факультет. Поразительно, что Андрей одобрял мое намерение, хотя невооруженным глазом было видно, что я абсолютно лишена актерских способностей и до неприличия застенчива. Дома я перед бабушкой с воодушевлением читала отрывок из «Отрочества» Толстого («Солнце склонялось к западу и косыми жаркими лучами невыносимо жгло мне шею и щеки…») и монолог Татьяны («Я вас люблю (к чему лукавить?), но я другому отдана…»), а на экзамене, оказавшись перед комиссией, состоявшей из большого числа взрослых серьезных людей, пробормотала что-то вроде извинения и с позором ушла.

Итак, мы пришли к Александру Александровичу Бендеру домой, и он беседовал с нами о наших вкусах и интересах, говорил, какими будут экзамены и как надо к ним готовиться.

Написал папа и другому своему знакомому, Ростиславу Николаевичу Юреневу, который с 1939 года преподавал во ВГИКе историю кино. В ранней юности Юренев писал стихи, и познакомились они в какой-то поэтической компании. Однажды папа навязал Славу Юренева в провожатые нашей маме, беременной Андрюшей, а сам остался «шляться с друзьями», как она говорила. Маме пришлось вытерпеть этот поступок папы, но Юренев чувствовал ее недовольство. Они ехали на трамвае в Гороховский переулок, и мама была, как вспоминает Юренев, вежлива, но неразговорчива.

И вот теперь папа пишет письмо Ростиславу Николаевичу.

«Дорогой Славочка!

К тебе придут мои дети: который мальчик — Андрей, которая девочка — та Марина. Очень прошу тебя, мой дорогой, поговорить с ними и помочь им, чем ты можешь, советом. Делом и доброй волей: они метят в ГИК.

Милый мой и хороший, прошу тебя, не откажи мне, помоги им устроиться в институт — они оба хорошие и способные дети. Я, их бедный родитель, не нахожу в себе умения и силы, чтобы помочь им попасть в ВУЗ и рассчитываю на твою дружбу. Вызови их на откровенность, и тогда ты увидишь, какие они славные. Пожалуйста, сделай для них то, что мог бы сделать для меня. Кланяюсь Тамаре. Приезжай в Голицыне.

Любящий тебя Арсений Тарковский»[67].