Оскорбление Бога. Всеобщая история богохульства от пророка Моисея до Шарли Эбдо

Прототипом стал конфликт между евреями и христианами. Обвинение так называемых убийц Христа в богохульстве было частью стандартного репертуара средневековых проповедников. Однако обвинение в богохульстве выдвигалось и против конкурирующих конфессий внутри одного и того же религиозного сообщества. Это относится к спору между суннитами и шиитами в исламе, а также к многочисленным разговорам о ересях в христианстве вплоть до конфессионального раскола, последовавшего за Реформацией. В этом корень заблуждения, распространенного среди исследователей, согласно которому в христианской мысли ошибочная вера (ересь) и богохульство долгое время были почти синонимами[25]

. Нужно сказать, что это утверждение ложно: в случае с ересью речь шла об ошибочной вере, а богохульство, напротив, означало оскорбление правильной веры. Ересь могла (но не обязательно должна была) использовать выражения, которые другая сторона находила кощунственными; и наоборот, богохульство не могло иметь никакого еретического подтекста. Однако, несмотря на это различие в терминологии, остается непреложным, что обвинение в богохульстве могло быть важным оружием в борьбе с конкурирующими конфессиями. Представители всех конфессиональных лагерей в целом не брезговали оскорблениями и унижением по отношению к противоположным позициям и их представителям. Действуя так, они воспринимали свои слова отнюдь не как богохульство, а скорее как резкое, но оправданное клеймление ошибочной веры, достойной проклятия. То, что кому-то казалось предосудительным поношением священного, часто рассматривалось другой стороной как «священное поношение», а именно как законное унижение ради высшей цели. То, что в современном политическом пространстве может изучаться в качестве примера приемов популистских лидеров и движений, легко переносится на религиозную полемику прошлого: словесное умаление противоположных позиций превосходно подходит для мобилизации эмоций собственных последователей, а иногда даже побуждает их перейти к действию.

Богохульство и насилие

В связи с этим возникает вопрос о взаимосвязи богохульства и насилия. Рассмотрение его здесь неизбежно, даже если это лишь один из аспектов гораздо более серьезной проблемы связи религии и насилия вообще[26]

. После смертного приговора Салману Рушди, объявленного аятоллой Хомейни в 1989 году, в результате покушений или в ходе протестов были убиты десятки людей. В восприятии многих мусульман физическое насилие было оправданным, потому что пророк Мухаммед, в свою очередь, подвергался насилию с помощью богохульных слов и изображений. Конечно, производимое таким образом стирание грани между символическим и физическим насилием весьма проблематично. Но если все свести к «простым» словам или изображениям, нельзя оценить потенциальную силу и эффект богохульства. Характеризуя их как перформативный акт, мы аналитически выходим за рамки долгое время господствовавшего противопоставления языка (как «разумного» средства понимания) и насилия. Мы уже говорили о нашем втором, социально-символическом теле, которое можно ранить словами. Подобно тому, как мы антропологически зависим от признания другими, слова также могут сигнализировать об отказе от этого признания, они могут ранить и разрушать[27]

. Более того, для адекватного понимания богохульства необходимо сместить акценты, рассматривая не только словесные высказывания, но и широкое поле символических унижений. Особенно яркой формой богохульства в разное время считалось нападение на культовые изображения. Было ли такое нападение кощунственным, или его следует понимать как особо благочестивый поступок, направленный против кощунственного культа изображений, полностью зависело от позиции наблюдателя[28].