Оскорбление

Как и положено гоблинам, создание держалось сгорбившись, впрочем, непохоже, что ему это доставляло какие-то неудобства. Лобастая голова сидела низко, короткая шея переходила в покатые плечи. Мохнатый серый торс формой походил на человеческий, под шерстью бугрились внушительные мышцы. Туловище гоблина опиралось на короткие и толстые ноги, единственным предметом одежды на его теле была то ли короткая юбка, то ли просто кусок ткани, обмотанный вокруг талии, да несколько нитей из бисера, оплетенных вокруг запястий и шеи.

Непропорционально длинная в сравнении с приземистым туловищем рука уверенно держала длинное копье с черным поблескивающим наконечником.

Гоблин внимательно смотрел на него, черный нос подергивался. Серая пасть вновь осклабилась, обнажая зубы. Раздалось глухое ворчание.

— Ты… ты… — сумел он выдавить. Не узнавая свой голос. Ровный, странно высокий, нечеловеческий.

— Я-а, — только через несколько секунд он понял, что гоблин ответил, а не просто издал нечленораздельный звук. — Я. Видеть тебя. Странно, — существо проглатывало твердые согласные, будто перекатывало их во рту. — Но рада. Ты — помнить что?

— Ты… говоришь? — выдавил он чужим голосом.

— Я говоришь, — повторил гоблин. — Я помнить. Они говорить, ты — не помнишь… но хочу проверять. Ты… последнее помнишь? Что?

— Кто ты?

— Друг, — гоблин вновь оскалился, и на сей раз он догадался, что это была попытка улыбнуться. — Я — вопрос. Помнишь — что?

Он хотел было осмотреть камеру. Но глазные яблоки оставались такими же неподвижными, как и все тело. Морда гоблина и выглядящее очень острым копье занимали все поле зрения. В блестящем мехе вроде бы даже отражались смутные очертания — но разглядеть подробности не удавалось.

— Сортировочную. Мы ждали поезда на Оренбург. Кто-то пустил слух, что по уцелевшей ветке пустили дополнительный состав, — словно внутри рухнула плотина, и он говорил быстро, взахлеб. — Срочники не пускали к платформам, стреляли в воздух. В зале ожидания раздавали гуманитарку. Отдал паек какой-то женщине. Собирался дождь. Я зашел под навес. Услышал сирену, все заметались. Мы бежали к поездам. Рядом что-то грохотало, солдаты тоже куда-то бежали. Потом был грохот, поезда загорелись. Я бросился к вокзалу, он тоже горел. Дальше урывками. Помню, лежал на бетоне, было очень душно. Увидел в небе их машину, одну из тех, малых. Прикинулся мертвым. Дальше не помню, — он остановился.

Гоблин медленно покачал головой, по его шерсти прошла переливчатая волна. Очень человеческим жестом поднес ладонь ко лбу.

— Говорить Плохое сказать, сказать. Но я — проверить. Говорить Плохое — не говорить ложь, ич-чит-тл

! — из пасти гоблина вырвался поток чирикающих щелчков-цоканья.

— Ты… — прервал он гоблина. — Ты — один из них?

Создание зашипело.

— Говорить Плохое? Нет, нет, нет. Я — друг. Ли-ча — человек — друг. Земля — Кья-Ал — друг. Приходить Говорить Плохое, ичивалла тиа… — гоблин вновь потер лоб. — Я — говорить смеяться ты? Понять — тяжело. Говорить — тяжело. Раньше легче. Ты видеть, слышать, понимать. Говорить раньше легче. Но они — страх, большой страх, — гоблин показал зубы. — Сказать — говорить так, мешать понимать. Я — знать ты говорить мало, и я понимать мало, не сказать! Большой страх Говорить Плохое, большой надежда!

— Надежда? — выхватил он единственное слово из этого потока бессмыслицы.

— Надежда, — гоблин оскалился, взъерошил шерсть, и по сторонам от него брызнули зайчики переотраженного серого свечения. — Надежда Земля. Надежда Кья-Ал. Надежда жить.

Он безуспешно и безнадежно попытался собраться с мыслями.

— Что со мной? Ничего не чувствую…

— И не видеть. Хорошо, — гоблин наклонил голову, уставясь ему куда-то под ноги. — Раньше — и быть лучше. Сейчас — как куча чит-тли! Они говорить — скоро быть лучше. Ты жди. Время быть. Очень много время. Говорить Плохое только говорить быстро. Идти — долго. Очень долго идти от звезда до звезда, ич-чит-тл! — гоблин вновь защелкал.

— Между звездами? — повторил он, словно автомат. — Где… где мы?

Казалось, из гоблина выдернули затычку. Он весь как-то обмяк, сгорбился еще больше, опираясь на древко копья.

— Далеко. Очень далеко. Больше не Канзас — так ты говорить?

Какое-то время оба молчали.

— И… что с нами будет?

— Будет? — гоблин словно покатал во рту новое слово. — Будет — ты спасать Земля. Я спасать Круг Говорить, Кья-Ал. Если — будет. Если ты — помочь.

— Если я помогу? — медленно, неуверенно пробормотал он.

— Ты — помогу, — снова очень-по человечески наклонил гоблин голову. — Много — нет нужно. Только ты — опять умереть. Но не очень много раз.

***

Конструкция заметила врага на расстоянии двадцати восьми астрономических единиц и поняла, что обречена.