Из динамиков доносились рождественские песни. Елка мигала разноцветными огоньками. Я дарила подарки первой; каждому протянула по плоскому прямоугольному свертку. Я уже давно не рисовала ничего к Рождеству.
– Ох, Ли, – сказала мама. – Это очень красиво.
Ее рисунок я поместила в простую черную рамку, чтобы она могла его повесить. Папин – просто сбрызнула фиксативом и положила между двумя листами архивной бумаги.
– Ого, – сказал он. – Здорово.
Сложно было понять, что он думает на самом деле.
– Твой я не вставила в рамку, потому что ты столько ездишь – и я подумала, ну… может, ты захочешь взять его с собой или еще что-нибудь.
Теперь, когда я произносила эти слова вслух, они звучали ужасно глупо. Я прекрасно знала, что ему не так уж понравилось. Наверняка рисунок только сильнее заставлял его думать о моем будущем.
– Мы как живые, – изумилась мама. – Ни одна фотография так не передает сходство.
Я покачала головой.
– Это просто образ из памяти.
– Я, кстати, помню тот день, – сказал папа, удивив меня.
– И я, – вторила мама.
Я нарисовала (а затем сделала дубликат) нас троих на детской площадке в Вилладж Парке, куда мы летними вечерами ходили погулять и поиграть в фрисби. В один из дней площадка оказалась совсем безлюдной, и мы залезли на двусторонние качели. Мама с папой сидели друг напротив друга, а я балансировала посередине и пыталась удержаться на месте, пока они качались вверх-вниз.
Никаких красок. И даже не уголь. Рисунок был выполнен простым карандашом. Улыбающаяся мама с откинутой назад головой. Папа со своей смешной широкой улыбкой. Я покачиваюсь в центре с едва заметной ухмылкой на лице.
– Спасибо, – поблагодарила мама. – Я повешу над пианино.
Дальше была ее очередь. Папа получил шерстяной свитер, связанный по заказу каким-то известным в интернете мастером. Мне достался великолепный набор дорогой гуаши, на которой я уже давно положила глаз.
– Используй цвета, хорошо? – сказала мама. – В твоих рисунках так давно не было цветов. И теперь у тебя есть замечательная краска.
Я обняла ее и пообещала их испробовать.
А затем настала папина очередь. Он удивил маму маленькой черной бархатной коробочкой. Она почти не носила украшений, кроме своей нефритовой цикады, которая все еще казалась какой-то не такой. На секунду я заволновалась, что папа купил что-то, чтобы ее заменить, но когда мама открыла коробочку, в ней блеснули пухлые синие бусинки топаза – целая нить в серебряной оправе браслета.
– Ох, – выдохнула мама. Казалось, она потеряла дар речи; когда папа в последний раз дарил ей что-то подобное?
– Ли, теперь твой, – быстро произнес папа, возможно, потому что и сам чувствовал себя неловко из-за того, что приготовил мне слишком «говорящий» подарок.
Он был упакован в коробку и отдавал приятной тяжестью. Я разорвала упаковочную бумагу с оленями и открыла крышку; в центре в пышной кучке тонкой бумаги лежала книга с белой обложкой, на которой заглавными неоновыми буквами было написано:
НАЙДИ
СВОЕ
ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ
Я почувствовала, как невольно поднимаются уголки моих губ, и в ту же секунду поняла, что папа не шутит. Это
– Гм, спасибо, – сказала я, изо всех сил стараясь избежать вопросительной интонации.
– Открой, посмотри, – почти радостно-возбужденно предложил папа.
Я пролистала первые несколько страниц и наконец обнаружила то, чего он так ждал. На титульном листе слово «предназначение» было тысячу раз обведено, а по бокам от руки написано: слева – «Для Ли, чье», а справа – «в великих вещах!!!».
Имя автора – Уилсон Эдмунд Шарп IV – было подчеркнуто черным маркером. Под ним красовалась пышная подпись – совершенно нечитаемая, за исключением острых римских цифр:
– Я познакомился с ним на конференции, – сказал папа. – Он рекламировал эту книгу, и когда я услышал, как он говорит, то понял, что должен раздобыть для тебя издание с автографом. Этот человек словно освещал собой все помещение. Знаешь, я показал ему нашу фотографию, и он сказал, что ты похожа на свою маму и наверняка очень увлеченная натура. Конечно, он прав…
– Что? Я похожа на маму? То есть он мыслит стереотипами, – безэмоционально произнесла я.
Папа наклоняет голову.
– В смысле?
Я подняла пальцы, изображая в воздухе кавычки.
– Я «наверняка увлеченная натура», потому что наполовину азиатка? Ты хоть знаешь, как часто мне это говорят и как часто спрашивают, растит ли меня
Папа надолго замолчал.
– Что ж, – наконец произнес он. – В тот момент я не подумал, что он подразумевал именно это. В любом случае, я уверен, что книга изменит твою жизнь. Почитай, посмотри – вдруг она поможет тебе понять, чем ты хочешь заниматься.
– Чем я хочу заниматься, – медленно повторила я.
– Ну знаешь, – сказал папа. – Поможет тебе сориентироваться.
– Понятно, – ответила я. – Спасибо.
Он оглядел комнату, будто хотел найти ответы в воздухе. Затем сцепил руки.
– Тебе не нравится.
Я медленно пожала плечами.
– Не уверена, что мне она