Читаем Ослепительный цвет будущего полностью

Из динамиков доносились рождественские песни. Елка мигала разноцветными огоньками. Я дарила подарки первой; каждому протянула по плоскому прямоугольному свертку. Я уже давно не рисовала ничего к Рождеству.

– Ох, Ли, – сказала мама. – Это очень красиво.

Ее рисунок я поместила в простую черную рамку, чтобы она могла его повесить. Папин – просто сбрызнула фиксативом и положила между двумя листами архивной бумаги.

– Ого, – сказал он. – Здорово.

Сложно было понять, что он думает на самом деле.

– Твой я не вставила в рамку, потому что ты столько ездишь – и я подумала, ну… может, ты захочешь взять его с собой или еще что-нибудь.

Теперь, когда я произносила эти слова вслух, они звучали ужасно глупо. Я прекрасно знала, что ему не так уж понравилось. Наверняка рисунок только сильнее заставлял его думать о моем будущем.

– Мы как живые, – изумилась мама. – Ни одна фотография так не передает сходство.

Я покачала головой.

– Это просто образ из памяти.

– Я, кстати, помню тот день, – сказал папа, удивив меня.

– И я, – вторила мама.

Я нарисовала (а затем сделала дубликат) нас троих на детской площадке в Вилладж Парке, куда мы летними вечерами ходили погулять и поиграть в фрисби. В один из дней площадка оказалась совсем безлюдной, и мы залезли на двусторонние качели. Мама с папой сидели друг напротив друга, а я балансировала посередине и пыталась удержаться на месте, пока они качались вверх-вниз.

Никаких красок. И даже не уголь. Рисунок был выполнен простым карандашом. Улыбающаяся мама с откинутой назад головой. Папа со своей смешной широкой улыбкой. Я покачиваюсь в центре с едва заметной ухмылкой на лице.

– Спасибо, – поблагодарила мама. – Я повешу над пианино.

Дальше была ее очередь. Папа получил шерстяной свитер, связанный по заказу каким-то известным в интернете мастером. Мне достался великолепный набор дорогой гуаши, на которой я уже давно положила глаз.

– Используй цвета, хорошо? – сказала мама. – В твоих рисунках так давно не было цветов. И теперь у тебя есть замечательная краска.

Я обняла ее и пообещала их испробовать.

А затем настала папина очередь. Он удивил маму маленькой черной бархатной коробочкой. Она почти не носила украшений, кроме своей нефритовой цикады, которая все еще казалась какой-то не такой. На секунду я заволновалась, что папа купил что-то, чтобы ее заменить, но когда мама открыла коробочку, в ней блеснули пухлые синие бусинки топаза – целая нить в серебряной оправе браслета.

– Ох, – выдохнула мама. Казалось, она потеряла дар речи; когда папа в последний раз дарил ей что-то подобное?

– Ли, теперь твой, – быстро произнес папа, возможно, потому что и сам чувствовал себя неловко из-за того, что приготовил мне слишком «говорящий» подарок.

Он был упакован в коробку и отдавал приятной тяжестью. Я разорвала упаковочную бумагу с оленями и открыла крышку; в центре в пышной кучке тонкой бумаги лежала книга с белой обложкой, на которой заглавными неоновыми буквами было написано:

НАЙДИ

СВОЕ

ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ

Я почувствовала, как невольно поднимаются уголки моих губ, и в ту же секунду поняла, что папа не шутит. Это действительно был его подарок мне.

– Гм, спасибо, – сказала я, изо всех сил стараясь избежать вопросительной интонации.

– Открой, посмотри, – почти радостно-возбужденно предложил папа.

Я пролистала первые несколько страниц и наконец обнаружила то, чего он так ждал. На титульном листе слово «предназначение» было тысячу раз обведено, а по бокам от руки написано: слева – «Для Ли, чье», а справа – «в великих вещах!!!».

Имя автора – Уилсон Эдмунд Шарп IV – было подчеркнуто черным маркером. Под ним красовалась пышная подпись – совершенно нечитаемая, за исключением острых римских цифр: IV.

– Я познакомился с ним на конференции, – сказал папа. – Он рекламировал эту книгу, и когда я услышал, как он говорит, то понял, что должен раздобыть для тебя издание с автографом. Этот человек словно освещал собой все помещение. Знаешь, я показал ему нашу фотографию, и он сказал, что ты похожа на свою маму и наверняка очень увлеченная натура. Конечно, он прав…

– Что? Я похожа на маму? То есть он мыслит стереотипами, – безэмоционально произнесла я.

Папа наклоняет голову.

– В смысле?

Я подняла пальцы, изображая в воздухе кавычки.

– Я «наверняка увлеченная натура», потому что наполовину азиатка? Ты хоть знаешь, как часто мне это говорят и как часто спрашивают, растит ли меня tiger mom

– строгая азиатская мамочка?

Папа надолго замолчал.

– Что ж, – наконец произнес он. – В тот момент я не подумал, что он подразумевал именно это. В любом случае, я уверен, что книга изменит твою жизнь. Почитай, посмотри – вдруг она поможет тебе понять, чем ты хочешь заниматься.

– Чем я хочу заниматься, – медленно повторила я.

– Ну знаешь, – сказал папа. – Поможет тебе сориентироваться.

– Понятно, – ответила я. – Спасибо.

Он оглядел комнату, будто хотел найти ответы в воздухе. Затем сцепил руки.

– Тебе не нравится.

Я медленно пожала плечами.

– Не уверена, что мне она понадобится… Но я… ценю твою заботу…

Перейти на страницу:

Все книги серии Rebel

Похожие книги

Земля
Земля

Михаил Елизаров – автор романов "Библиотекарь" (премия "Русский Букер"), "Pasternak" и "Мультики" (шорт-лист премии "Национальный бестселлер"), сборников рассказов "Ногти" (шорт-лист премии Андрея Белого), "Мы вышли покурить на 17 лет" (приз читательского голосования премии "НОС").Новый роман Михаила Елизарова "Земля" – первое масштабное осмысление "русского танатоса"."Как такового похоронного сленга нет. Есть вульгарный прозекторский жаргон. Там поступившего мотоциклиста глумливо величают «космонавтом», упавшего с высоты – «десантником», «акробатом» или «икаром», утопленника – «водолазом», «ихтиандром», «муму», погибшего в ДТП – «кеглей». Возможно, на каком-то кладбище табличку-времянку на могилу обзовут «лопатой», венок – «кустом», а землекопа – «кротом». Этот роман – история Крота" (Михаил Елизаров).Содержит нецензурную браньВ формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Михаил Юрьевич Елизаров

Современная русская и зарубежная проза