Ослепление

У Андреа в памяти невольно всплыло недавнее знакомство с подробностями анатомии мужского тела, и щеки ее загорелись так, что она уже стала опасаться – сойдет ли с них вообще когда-нибудь краска стыда. Зато у Люсиль, судя по всему, такой реакции не возникло, поскольку она холодно отвечала на его реплику:

– Ты слишком много о себе воображаешь, Фредди. А теперь делай, как я велю, или я сию же минуту одеваюсь и ухожу отсюда!

О, пожалуйста, сделай это! —

молила про себя Андреа. Уходи! Поскорее! Тогда и я смогу бежать!

И снова ее надежды оказались тщетными, поскольку Фредди подчинился требованиям Люсиль. Кровать заскрипела и прогнулась, ржавые пружины оказались возле самой ее головы. К ее вящему смущению и растерянности, Люсиль вдруг распростерлась на полу посреди разбросанного белья, положив голову на вытянутые руки. Поверни она голову в другую сторону, они бы оказались с Андреа нос к носу!

– А теперь делай вид, что ты играешь на флейте, Фредди! – приказала Люсиль. – Твоя обожаемая кобра ждет.

У Андреа над головой раздались самые ужасные звуки, какие она слышала за всю свою жизнь. Любая нормальная кобра, услышав такое, от испуга и отвращения моментально бросилась бы и умертвила несчастного, испускавшего этот вой. Гнусавые завывания Фредди менее всего походили на звуки флейты и резали уши хуже, чем скрип ножа по стеклу, которого Андреа на дух не выносила!

Распластанная под кроватью, не имея даже возможности зажать себе руками уши, Андреа вдруг с удивлением увидела, что Люсиль принялась раскачиваться взад-вперед, приподнявшись на куче белья. Плотно зажмурив глаза, она плавно поводила над головой руками. С чувственной улыбкой на губах, она медленно и грациозно поднималась на ноги, не переставая раскачиваться, и от этих движений ее полные груди тоже качались взад-вперед, словно два маятника.

Казалось, минула целая вечность, пока наконец-то завывания Фредди прекратились. Но не успела Андреа возблагодарить судьбу, как Люсиль испустила пронзительный вопль и рухнула на кровать – то есть, как показалось Андреа, прямо на сидевшего на кровати Фредди. Пружины заскрежетали от новой нагрузки, и концы моментально вцепились в пряди волос Андреа. Боль была столь неожиданной и резкой, что она чуть не закричала, обливаясь безмолвными слезами.

Пытаясь отцепить волосы от пружин и получше укрыть голову, Андреа услышала восклицание Люсиль:

– Сейчас, Фредди! Делай это сейчас!

И снова остов кровати затрясся, а пружины застонали и заскрипели под энергичными телодвижениями влюбленной парочки. Хотя Андреа довольно смутно представляла, что происходит у нее над головою, она ничего не могла поделать со своим дико разыгравшимся воображением. Да и как могло быть иначе, коль скоро в уши ей лезли звуки, издаваемые отдававшимися страсти любовниками? Пыхтение, охи, стоны, повизгивания – все это так загадочно, и в то же время… и в то же время столь возмутительно возбуждающе!

Андреа обнаружила, что и сама она дышит какими-то частыми, неровными вздохами. Соленая и теплая струйка пота защекотала ей ложбинку между грудями. Сердце лихорадочно билось в грудной клетке, словно пойманная птица, готовое вот-вот лопнуть в любую секунду.

– Быстрее, Фредди, быстрее!

Испустив маловразумительное хрюканье, Фредди явно постарался выполнить приказание своей требовательной дамы. Кровать дико затряслась, все сильнее провисавшие пружины оказались угрожающе близко к распластанной на грязном полу Андреа, которая могла лишь молить небеса о том, чтобы кровать выдержала. Иначе ее либо проткнет обломками рамы, либо просто сомнет в груду окровавленных костей. Доведись ей погибнуть именно в этот миг – а такой исход казался ей вполне вероятным, – и ее бездыханные останки найдут здесь лишь тогда, когда они начнут разлагаться; или если вдруг горничная в припадке добросовестности (которой, судя по количеству пыли у Андреа под носом, она до сей поры не страдала) – начнет убирать под кроватью.

И все же, невзирая на все эти грустные мысли, Андреа не могла не удивиться той энергии, с которой происходило любовное слияние расположившейся у нее над головой парочки. Пора бы им и кончить, пожалуй. Боже правый! Неужели всякий раз занятие любовью занимает столь долгое время? Неужели всякий, кто начинает резвиться подобным образом, становится столь… несдержанным? Шумным? Казалось, что их вопли и стоны заполнили собою всю спальню и разносятся по коридору. А ведь и правда, доведись сейчас кому-то оказаться возле их двери, он может все услышать – а потом и застать их на месте преступления! Андреа уже казалось, что дверь вот-вот распахнется. И ее схватят вместе с этими двумя. С полыхающими щеками! Уличенную в краже! Нет, она скорее сама умрет перед этим, сгорев от стыда.